Шорн, сидевший в управлении, не слышал, о чем бывший фермер говорил с телеком. Он видел, однако, что перевозчик подбоченился, расставив ноги, и с вызовом поднял лицо к собеседнику. Ноллинруд при этом слегка повернулся в сторону и посматривал вниз с отвращением – уголки его губ опустились.
Говорил в основном перевозчик. Телек отвечал сухо и односложно – жестикуляция перевозчика постепенно становилась все более яростной.
Тревожно нахмурившись, Гескамп наблюдал за происходящим. Он двинулся было поперек двора, очевидно намереваясь успокоить бывшего фермера. Как только он приблизился, однако, Ноллинруд поднялся на полметра выше, слегка отлетел в сторону, повернулся к Гескампу и указал на перевозчика таким жестом, словно требовал убрать вонючий мусор.
Перевозчик внезапно схватил прут железной арматуры и замахнулся им.
Гескамп хрипло закричал; Форенс Ноллинруд подскочил в воздухе, но не успел полностью уклониться от прута, разбившего ему голень. Телек закричал от боли, отлетел в сторону и взглянул на перевозчика. Как подброшенный катапультой, тот взлетел метров на тридцать, перевернулся в небе и, стремительно ускоряясь, свалился головой вниз на двор – с такой скоростью, что падение размозжило ему не только голову, но и плечи. Ноллинруда, однако, это очевидно не удовлетворило: железный прут ожил и принялся молотить неподвижное тело с чудовищной, гнувшей арматуру силой.
Боль в ноге и мстительная злоба настолько отвлекли Ноллинруда, что он полностью сосредоточился на избиении трупа. Тем временем, как только перевозчик грохнулся головой в землю, Гескамп схватил лежавшую неподалеку кирку. Пока телек орудовал прутом, спустившись пониже, чтобы любоваться результатами, Гескамп подкрался к нему сзади, размахнулся и нанес удар. Ноллинруд свалился на землю.
«А теперь, – сказал себе Шорн, – все мы за это дорого заплатим». Он выбежал из управления. Гескамп стоял и отдувался, глядя на тело, облаченное в роскошные тряпки – теперь они казались не одеждой, выбранной человеком по своему вкусу, а чем-то вроде жалких остатков раздавленной огромной яркой бабочки. Гескамп осознал, что все еще сжимает рукоять кирки, отбросил ее так, словно она раскалилась докрасна, и принялся нервно потирать руки.
Шорн опустился на колено рядом с телом телека и с привычной быстротой обыскал его. Засунув за пазуху кошелек и небольшую поясную сумку Ноллинруда, он поднялся: «Нужно спешить!» Шорн посмотрел по сторонам. Свидетелями происшествия стали человек шесть – кладовщик, выдававший инструменты, бригадир бетонщиков, пара регистраторов из управления и пара строителей. «Собери всех вместе, всех, кто это видел! – распорядился Шор. – Я займусь телом. Эй, ты – сюда!» Шорн подозвал побледневшего оператора подъемника: «Подведи сюда ковш!»
Они перевалили пышно разодетое тело в ковш. Шорн вскочил в кабину, сел рядом с оператором и показал рукой: «Туда, где заливают опору!»
Подъемник взлетел по диагонали к огромной северной стене стадиона; там бригада бетонщиков работала рядом с мешалкой, заполненной раствором – из ковшей подлетавших подъемников в мешалку высыпáли щебень. Шорн спрыгнул из кабины подъемника, висевшего в полутора метрах над площадкой, и подошел к бригадиру. «Здесь работы приказали остановить. Отведите бригаду к пилястру B-142 и пока что продолжайте работы там».
Бригадир ворчал и возражал – мешалка была наполовину загружена.
Шорн нетерпеливо повысил голос: «Пусть застынет. Я пришлю подъемник, чтобы ее увезли».
Бригадир отвернулся и раздраженно рявкнул на подчиненных. Те двигались с преувеличенной медлительностью. Шорн напряженно ждал, пока рабочие собирали инструменты и спускались по рампе.
Повернувшись к оператору подъемника, Шорн сказал: «Давай!»
Расфуфыренное тело плюхнулось в только что залитый бетон.
Шорн направил сливной желоб внутрь отмостки и открыл заслонку. Вязкая серая струя ударилась в лицо, смотревшее невидящими глазами в небо – лицо человека, лишь несколько минут тому назад обладавшего огромной властью.
Шорн вздохнул, испытывая некоторое облегчение: «Хорошо! Теперь пусть бригада возвращается».
Подлетев на подъемнике к пилястру B-142, Шорн выпрыгнул из кабины и подозвал рукой бригадира – тот вызывающе набычился. Шорн был всего лишь чертежником – то есть вмешивался не в свое дело и не имел практического опыта.
«Вы можете вернуться к верхней опоре и продолжать заливку».
Прежде, чем бригадир успел надлежащим образом выругаться, Шорн уже вскочил в кабину, и подъемник улетел.
На дворе строительного управления Гескамп стоял посреди тревожно бормочущей группы работников и служащих.
«Ноллинруда больше нет», – Шорн взглянул на тело перевозчика, поступок которого послужил причиной нежелательной ситуации. – Кому-нибудь придется отвезти Хопсона домой».
Он переводил взгляд с лица на лицо, пытаясь оценить надежность свидетелей – и не находил ничего внушавшего уверенность. Как только он смотрел людям в глаза, они их отводили. У Шорна возникло неприятное холодящее ощущение в животе – факт убийства невозможно было скрыть так же легко, как тело убитого.
Шорн снова огляделся по сторонам. Вблизи, на востоке, возвышалась огромная глухая стена. На север удалялись Альбанские холмы, на юг – безлюдная Лебяжья Лощина.
Возможно, кроме присутствующих нескольких человек об убийстве еще никто не знал. Он снова повернулся к свидетелям: «Нас слишком много, чтобы хранить тайну. Но если кто-нибудь проболтается – даже брату или жене, даже ближайшему другу – тайна раскроется. Вы помните, что случилось после того, как застрелили Вернисава Кнервига?»
Нервное бормотание подтвердило, что окружающим были известны последствия первого убийства телека – каждый надеялся, что его имя никак не будет связано со вторым.
Лицо Гескампа раздраженно морщилось. Шорн помнил, что официально Гескамп был его начальником – возможно, руководителя проекта уязвляла узурпация его полномочий: «Да, господин Гескамп? Вы хотели бы что-нибудь сказать?»
Толстые губы Гескампа растянулись – он оскалился, как волк, но с большим трудом сдержался: «Нет, все правильно».
Шорн снова повернулся к другим: «Все свободны – сегодня от вас больше ничего не потребуется. Телеки не станут вас допрашивать. Конечно, они заметят, что Ноллинруд пропал. Надеюсь, однако, что они не пронюхают, где именно он пропал. На всякий случай – если вас спросят, говорите, что Ноллинруд здесь был, а потом улетел. Вы больше ничего не знаете. И еще одно, – многозначительно прибавил Шорн. – Если кто-нибудь из вас вдруг разбогатеет, и при этом телекам станет известно, чтó тут произошло, предатель об этом пожалеет, и ничто не спасет его продажную шкуру». Тон Шорна стал обманчиво беззаботным: «Видите ли, существует организация, занимающаяся такими вещами». Шорн взглянул на Гескампа – тот не говорил ни слова. «А теперь я составлю список ваших имен, – продолжал Шорн. – Чтобы впредь у нас не было никаких проблем. По очереди, пожалуйста…»
