Усилием воли Шорн приказал кубу переместиться налево.
«Куб – часть тебя самого, – повторил Доминион. – Орган твоего тела».
Шорн почувствовал, как по его коже пробежала холодная дрожь. Куб переместился налево.
Доминион указал направо. Шорн приказал кубу сдвинуться направо. Дрожь усилилась. У Шорна возникло такое ощущение, как будто его постепенно погружали в холодную газированную воду.
Налево. Направо. Налево. Направо. Теперь Шорну казалось, что куб стал ближе, хотя в этом направлении он не двигался. Мраморный куб был словно на расстоянии вытянутой руки. Ум Шорна будто прорывался сквозь упругую мембрану в новую среду, прохладную и обширную. Он внезапно увидел мир в новом обличии, как часть себя самого.
Доминион отошел от стола; Шорн едва сознавал, что телек больше не указывал направление перемещения жестами. Шорн двигал мраморный куб направо и налево, приподнял его метра на два в воздух, потом метров на семь, заставил его кружить высоко в небе. Повернувшись, чтобы непрерывно следить за кубом глазами, он заметил, что у него за спиной молча стояли телеки, наблюдавшие за происходящим без всякого выражения.
Шорн опустил мраморный куб обратно на стол. Теперь он знал, как это делается. Он поднял в воздух себя самого, пролетел над террасой, опустился на нее. Когда он обернулся, телеки-наблюдатели исчезли.
Доминион холодно улыбнулся: «Тебе это легко дается».
«Это кажется вполне естественным. Что тут делали другие телеки, стоявшие на террасе?»
Доминион пожал плечами: «Мы плохо разбираемся в процессе телекинеза как таковом. В самом начале, конечно, я помогал тебе перемещать куб, и другие тоже тебе помогали. Постепенно наши умы отстранились, и ты стал делать все сам».
Шорн потянулся: «Я чувствую себя центром – средоточием – всего сущего, всего, что могу охватить взглядом».
Доминион кивнул без всякого интереса или сочувствия: «А теперь – следуй за мной». Он понесся по воздуху. Шорн полетел за ним – новая власть, новая свобода внушали торжество. Над углом террасы Доминион задержался и оглянулся. Шорн увидел его лицо в другом ракурсе, под острым углом – бледное, довольно-таки исхудалое лицо, слегка раскосые глаза, нахмуренные брови, едва заметно опущенные уголки губ. Торжество Шорна внезапно сменилось тревогой. Доминион организовал сеанс телекинетического внушения с невероятной быстротой. Несомненно, это был простейший способ получить обещанную ему информацию – но неужели Доминион был настолько лишен мстительности, чтобы безропотно признать поражение? Шорн размышлял о выражении, промелькнувшем на лице Доминиона.
Допускать, что какой-либо человек, телек или нет, добровольно согласится на условия, продиктованные платным осведомителем, было бы ошибкой.
Доминион будет сдерживаться, пока не услышит то, что сообщит ему Шорн, а затем – что?
Шорн замедлился в воздухе. Каким образом Доминион мог бы вволю позлорадствовать прежде, чем нанесет последний удар? Лучшим средством для этого послужил бы яд. Шорн усмехнулся. С точки зрения Доминиона все сложилось бы просто замечательно, если бы Шорна можно было убить тем самым ядом, которым он угрожал покончить с собой. Резкий удар в челюсть или сильное давление, сжимающее зубы, позволили бы сломать капсулу.
Доминион явно собирался устроить нечто в этом роде.
Они залетели в огромный гулкий зал, насыщенный зеленовато-желтым светом, проникавшим через панели высокого сводчатого купола. Пол был покрыт мрамором с серебристыми прожилками; деревья с темно-зелеными кронами росли в приподнятых на одинаковую высоту ящиках. Свежий воздух был напоен ароматом листвы.
Доминион пересек этот зал, не останавливаясь. Шорн задержался посередине. Доминион обернулся: «Следуй за мной».
«Куда?»
Рот Доминиона медленно покривился очевидно угрожающей гримасой: «Туда, где мы сможем поговорить».
«Мы можем говорить и здесь. Я могу сообщить вам все, что хотел сказать, за десять секунд. Или, если вас это больше устраивает, я могу непосредственно продемонстрировать вам источник опасности там, где он находится».
«Хорошо! – Доминион кивнул. – Для начала определим характер опасности, угрожающей телекам. Ты упомянул о заболевании мозга?»
«Я использовал это выражение для примера. Опасность, о которой я говорю, носит более катастрофический характер, нежели заболевание. Вылетим под открытое небо. Здесь я чувствую себя стесненно». Шорн усмехнулся, глядя на инквизитора.
Доминион глубоко вздохнул. «Ситуация должна вызывать у него бешеную ярость, – думал Шорн. – Обычный человек, да еще и предатель своей расы, командует ему – и он вынужден подчиняться!» Шорн беззаботно махнул рукой: «Я намерен выполнить свое обязательство, пусть у вас не будет на этот счет никаких сомнений. Тем не менее, я хочу сохранить полученную награду – вы же понимаете».
«Понимаю, – сказал Доминион. – Очень хорошо понимаю». Каким-то внутренним усилием инквизитор заставил себя выглядеть почти дружелюбно: «Боюсь, однако, что ты неправильно истолковал мои побуждения. Теперь ты – телек, а мы, телеки, строго соблюдаем правила поведения – тебе еще предстоит с ними познакомиться».
Шорн изобразил сходную благожелательность: «В таком случае предлагаю продолжить разговор на поверхности Земли».
Доминион поджал губы: «Тебе нужно акклиматизироваться в среде обитания телеков – научиться думать и действовать, как мы».
«Всему свое время, – сказал Шорн. – В данный момент я все еще в замешательстве. Меня опьяняет ощущение власти над миром».
«Судя по всему, это опьянение не мешает тебе проявлять исключительную осторожность», – сухо заметил Доминион.
«Предлагаю по меньшей мере оказаться под открытым небом, где мы могли бы беседовать спокойно и неторопливо».
Доминион вздохнул: «Будь по-твоему».
VI
Лори беспокоилась. Она подошла к разливочному автомату и налила себе чашку кофе, а Серкумбрайту – чашку чаю: «Не могу усидеть на месте…»
Биофизик изучал ее бледное лицо с объективностью ученого. Если бы Лори соблаговолила позволить себе малейшее притворство или кокетство, она стала бы исключительно очаровательным существом. Девушка подошла к окну, взглянула на небо – Серкумбрайт оценивающе провожал ее глазами.
В небе ничего не было видно, кроме отраженного света фонарей. С улицы доносился только отдаленный шум дорожного движения.
Лори вернулась к дивану и присела: «Вы рассказали доктору Кергиллу о Клюше?»
Серкумбрайт помешивал чай ложечкой: «Разумеется, я не мог сказать ему правду».
«Конечно», – Лори смотрела куда-то в пространство. Она поежилась: «Никогда еще так не нервничала. Что, если…» – она не могла найти слов, выражавших ее опасения.
«Шорн тебе не безразличен, насколько я понимаю?»
Она бросила на биофизика быстрый взгляд, чуть приподняла глаза – такого ответа было достаточно.
