Серкумбрайт неспешно открыл мешок и вынул из него несколько камней – на каждом был закреплен ярлык. Взглянув на первый камень, он взвесил его в руке: «Агат» – после чего прочитал надпись на ярлыке: «Марс». «Любопытно, – заметил он и взял следующий, черный камень. – Габбро? Откуда? Посмотрим… Ганимед. Надо же! Вы проделали дальний путь!» Его безмятежные голубые глаза покосились на Шорна: «Судя по всему, телекинез пришелся тебе по душе. На твоем лице нет обычного выражения измученного загнанного зверя. Может быть, мне придется самому стать телеком».
«Ты не выглядишь, как загнанный зверь. Ты выглядишь, как человек, хорошо отдохнувший после плотного завтрака».
Серкумбрайт вернулся к рассмотрению камней: «Пемза. С Луны, надо полагать». Он прочел надпись на ярлыке: «Нет, Венера. Вы успели побывать во многих местах».
Шорн взглянул на небо: «Это почти не поддается описанию. Конечно же, в космосе возникает ощущение одиночества. Темноты. Чего-то похожего на погружение в сон. Там, на Ганимеде, мы стояли на гребне хребта из обсидиана, остром, как бритва. Юпитер занимал добрую треть неба, с красным пятном прямо посередине – оно словно следило за нами. В атмосфере Юпитера – розовые и голубые завихрения, разводы. Странный пейзаж. Стоишь на черном камне и смотришь на огромную, яркую планету. В этом было что-то… зловещее. Я представил себе – вдруг мои способности исчезнут, и мы не сможем вернуться домой? От таких мыслей холодеет кровь».
«Но вы вернулись».
«Да, мы вернулись». Шорн уселся и вытянул ноги: «Нет, я не измученный загнанный зверь. Но я в замешательстве. Два дня тому назад я был тверд в своих убеждениях…»
«А теперь?»
«Теперь – не знаю».
«В чем именно ты не уверен?»
«В полезности наших усилий. В их последствиях – допуская, что мы добьемся успеха».
«Хмм! – Серкумбрайт погладил подбородок. – Ты все еще согласен подвергнуться экспериментам?»
«Разумеется. Я хочу знать, как и почему работает телекинез».
«И когда ты будешь готов?»
«В любой момент».
«Сейчас же?»
«Почему нет? Начнем!»
«Что ж, если ты не против, для начала зарегистрируем энцефалограммы».
Горман Серкумбрайт устал. Его обычно розовое лицо пухлого херувима осунулось; когда он набивал трубку, его пальцы дрожали.
Шорн откинулся на спинку кожаного шезлонга и поглядывал на биофизика с некоторым любопытством: «Что тебя так беспокоит?»
Серкумбрайт презрительно перебирал пальцами бумаги, раскинутые по рабочему столу: «Дьявольская неприменимость методов и приборов. Мы пытаемся нарисовать миниатюру шваброй, починить часы разводным ключом. Вот они, энцефалограммы, – он ткнул пальцем в бумаги. – Мы проверили каждую извилину твоего мозга. Вот они, снимки – рентгеновские, томографические, метаболические. Мы измерили потоки энергии в твоем мозгу с такой точностью, что, если бы ты подбросил скрепку, я нашел бы соответствующий сигнал на ленте самописца».
«Но ты что-нибудь нашел?»
«Ничего определенного. Слегка изменились кривые энцефалограмм. Увеличилось потребление кислорода. Припухлость эпифиза. Все это лишь внешние, побочные проявления того, что происходит».
Шорн зевнул и потянулся: «Примерно этого мы ожидали».
Серкумбрайт медленно кивнул: «Да, я этого ожидал. Но я надеялся обнаружить что-нибудь новое. Какое-нибудь указание на то, откуда исходит энергия – из мозга как такового, из самого движущегося объекта или – ниоткуда?»
Шорн заставил воду выскочить из стакана и сформировать в воздухе влажное блестящее кольцо. Он надел это кольцо на шею биофизика и начал постепенно сжимать его.
«Эй! – укоризненно воскликнул Серкумбрайт. – Мы тут не шутки шутим!»
Шорн вернул воду в стакан.
Биофизик наклонился вперед: «Ты чувствуешь, откуда исходит энергия?»
Шорн задумался: «Возникает впечатление, что она исходит из вещества перемещаемого объекта – так же, как энергия, выделенная при движении руки, исходит из мышц руки».
Серкумбрайт неудовлетворенно вздохнул и продолжал рассуждать – полувопросительным тоном: «С какой скоростью работает телекинез? Если со скоростью света, можно предположить, что действие имеет место в обычном пространстве-времени. Но если телекинез работает быстрее, значит, существует какая-то иная среда, передающая энергию, и весь процесс становится непознаваемым».
Шорн поднялся на ноги: «Мы могли бы проверить по меньшей мере последнюю гипотезу методом сравнения скоростей».
Серкумбрайт покачал головой: «Для этого потребовалось бы прецизионное оборудование, а у меня его нет под рукой».
«Оно не понадобится. Достаточно хронометра и… что еще нужно? Мощная фотовспышка, таймер, пара скафандров».
«Что ты задумал?» – с подозрением поинтересовался биофизик.
«Тебе так-таки придется отправиться со мной в космос».
Серкумбрайт неуверенно приподнялся: «Я могу испугаться».
«Если ты страдаешь агорафобией, это не для тебя».
Биофизик надул щеки: «Нет, открытых пространств я не боюсь».
«Тогда подожди здесь, – сказал Шорн. – Я вернусь через десять минут со скафандрами».
Через полчаса они вышли на маленькую веранду Серкумбрайта – биофизик неуклюже топал тяжелыми башмаками космического костюма. Ему пришлось надеть скафандр, предназначенный для человека гораздо большего роста, так что его голова высовывалась в прозрачный шлем лишь наполовину – это изрядно забавляло Шорна: «Готов?»
Широко и торжественно открыв голубые глаза, биофизик кивнул.
«Полетели!»
Земля унеслась вниз так, будто кто-то выхватил ее у них из-под ног. Стремительное перемещение не сопровождалось ускорением. Со всех сторон их окружил мрак – чернота бесконечной пустоты. Луна пронеслась над головой – красивый серебристо-черный шар, испещренный оспинами кратеров.
Солнце уменьшилось и превратилось в сверкающий диск, казалось, не излучавший ни света, ни тепла. «Своего рода обратный эффект Допплера», – заметил Шорн.
«Что, если мы столкнемся с каким-нибудь астероидом или метеоритом?»
«Не беспокойся, не столкнемся».
«Откуда ты знаешь? Ты не успел бы вовремя остановиться».
Шорн нахмурился: «Нет. Об этом следует подумать. Не знаю, есть ли у нас какая-нибудь инерция. Еще один возможный эксперимент, к твоему сведению. Но впредь я буду посылать вперед какой-нибудь щит, на всякий случай».
«Куда мы направляемся?»
«На один из спутников Юпитера. Смотри, вот проплывает Марс». Он опустил на глаза телескопические линзы: «А вот Ио. Приземлимся на Ио».
Они стояли в полумраке на сером возвышении, выступавшем метра на два над хаотической россыпью черного вулканического шлака. Близкий горизонт выглядел очень резким. Юпитер заполнял собой четверть неба слева.
