«И что же?»
«Он отвернулся и отошел, больше ничего».
Шорн вздохнул: «Доминион очень проницателен».
Терсби тревожно хмурился: «Утром у нас не было никаких удобных возможностей».
«Нет. Но время еще есть».
Послеполуденная программа началась с воздушного балета в исполнении двадцати юных девушек-телеков.
IX
В три часа пополудни Серкумбрайт заметил: «Времени почти не осталось».
Шорн сидел, наклонившись вперед: «Ты прав».
Биофизик схватился за ручки кресла: «Надо что-то делать, что-нибудь. Я знаю, чтó можно сделать».
«Что?»
«Опусти меня на поле. Я соберу стрелы, а ты начинай протыкать ими телеков, одного за другим. Начни с Доминиона. После этого они все…»
Шорн покачал головой: «Не получится. Ты пожертвуешь жизнью зря».
«Почему не получится?» – воинственно спросил Серкумбрайт.
Шорн обвел рукой собравшихся двести шестьдесят пять заговорщиков: «Ты думаешь, тысячи телеков одновременно сосредоточат волю только для того, чтобы превратить тебя в фарш? Ничего не выйдет, – Шорн взглянул наверх, на стеклянный купол распорядителя празднества. – Объединяющий стимул должен поступить из репродукторов – оттуда, сверху. И мне придется этим заняться». Наклонившись к Лори, он сжал ее руку на прощание, кивнул полковнику Терсби, поднялся на ноги и полетел малозаметным маршрутом вдоль стены стадиона, чуть ниже верхнего края, к прозрачному брусу, поддерживавшему стеклянный купол. В рубке сидели два человека.
Шорн отодвинул дверь рубки, тихонько зашел внутрь – и застыл на месте. Адлари Доминион, развалившийся в эластичном кресле, повернулся к нему – угрожающе, как готовая наброситься кобра: «Заходи. Я тебя ждал».
Шорн бросил быстрый взгляд на Леманда де Троллера, распорядителя программы – тяжеловесного на вид блондина со складками жестких мышц вокруг рта, характерными для самодовольных садистов.
«Как вы догадались?»
«У меня было достаточно четкое представление о твоих намерениях, и – должен признать – ты проявил изрядную изобретательность. К несчастью для тебя, я осмотрел тело Клюша Кергилла, убитого не так давно, и мне пришло в голову, что в „Глариэтте“ я принимал другого человека. С тех пор я упрекал себя за то, что не проверил достаточно тщательно участников сборища, задержанных в „Воротах Портинари“. Так или иначе, сегодня тебя ожидает полный провал. Я исключил из программы любые развлечения, которые могли бы способствовать достижению твоей цели».
Шорн напряженно произнес: «Вы проявили удивительное терпение, позволив нам наблюдать за состязаниями».
Доминион лениво махнул рукой: «Лучше не привлекать лишнее внимание празднующих к нашим несущественным проблемам. Я не хотел бы, чтобы они узнали, что рядом с ними сидели двести шестьдесят пять осужденных на смерть анархистов и провокаторов. Это могло бы окрасить в мрачные тона всю Олимпиаду».
«Вы оказались бы в весьма неудобном положении, если бы я не поднялся в купол распорядителя».
Доминион укоризненно покачал головой: «Я спрашивал себя: чтó бы я сделал на твоем месте? Ответ: поднялся бы в купол, чтобы руководить программой в соответствии с моими целями. Так что… мне удалось опередить тебя, – инквизитор улыбнулся. – А теперь всему вашему жалкому восстанию будет положен конец. В пределах достижимости – ядро вашего подполья, беззащитное, неспособное скрыться. Если ты помнишь, у стадиона нет ни входов, ни выходов, и твои сообщники не смогут спуститься по отвесным бетонным стенам».
Шорн чувствовал, как у него желчь поднималась к горлу; его голос прозвучал странно для него самого: «Нет необходимости мстить всем этим людям – они всего лишь порядочные, добросовестные граждане, пытавшиеся справиться с…» Он говорил, гневно умоляя сохранить жизнь двумстам шестидесяти пяти соратникам. Тем временем его ум работал над проблемой выживания на подсознательном уровне. Каким бы расслабленным и по-кошачьи брезгливым ни казался Адлари Доминион, он был напряжен и бдителен, застать его врасплох было невозможно. В случае любого открытого конфликта Леманд де Троллер, распорядитель программы, создал бы решающее, преобладающее усилие. Шорн мог попытаться вступить в телекинетический бой с одним человеком, но с двумя потоками мыслительной энергии не справился бы.
Шорн принял решение, мгновенно выразившееся в действии. Он встряхнул прозрачный купол – де Троллер инстинктивно схватился за стол. Шорн швырнул ему в голову кофейную кружку и тут же, прежде чем кружка успела прикоснуться к голове распорядителя, плашмя растянулся на полу. Доминион, пользуясь тем, что Шорн на мгновение отвлекся, направил на него пистолет и выстрелил, но в этот момент Шорн уже падал на пол, и разрывная пуля поразила де Троллера, тогда как Шорн усилием воли выхватил оружие из руки Доминиона. Все это заняло долю секунды.
Пистолет упал на палубу; Шорн смотрел в горящие черные глаза инквизитора.
Понизив голос, Доминион произнес: «Похвальная быстрота реакции. Ты эффективно уменьшил вероятность своей гибели».
Шорн жестко усмехнулся: «Какова теперь вероятность моего выживания?»
«Приблизительно одна десятая процента».
«Возникает впечатление, что мы на равных. Вы против меня».
«Ничего подобного. По меньшей мере, я могу удерживать тебя в полной неподвижности, пока не вернется реквизитор программы».
Шорн медленно поднялся на ноги. «Осторожно! – говорил он себе. – Нельзя упускать из вида ни одно движение». Не сводя глаз с Доминиона, он поднял кофейную кружку и усилием воли швырнул ее в голову инквизитора. Доминион развернул кружку в воздухе и швырнул ее обратно в Шорна. Шорн отбросил кружку в лицо инквизитора. Она остановилась в двух сантиметрах от цели, после чего с огромной скоростью устремилась к голове Шорна. Шорн отклонил ее траекторию мгновенным мысленным усилием; кружка пролетела буквально в миллиметре от его виска и разбилась вдребезги о стеклянную стену.
«Быстро реагируешь! – опять беззаботно похвалил его Доминион. – Очень быстро. Теоретически, ты должен был проморгать последний удар».
Шорн задумчиво смотрел на инквизитора: «У меня есть своя теория».
«И в чем она заключается, хотел бы я знать?»
«Что происходит, когда два ума пытаются переместить один и тот же объект в противоположных направлениях?»
Доминион слегка нахмурился: «Если заниматься этим всерьез, такое противостояние становится очень утомительным. Побеждает ум человека, более уверенного в себе, тогда как мозг побежденного – иногда – отключается».
Шорн неподвижно смотрел на инквизитора: «Мой ум сильнее твоего».
В глазах Доминиона загорелся странный внутренний огонек, тут же скрывшийся за обычной маслянистой пленкой: «Предположим. Что с того? Что я выиграю, пытаясь доказать обратное?»
