«Что теперь? – нетерпеливо спросил я. – Вы собираетесь меня арестовать или нет?»
«Арестовать вас? Нет, профессор Сисли. Мы-то с вами знаем то, что мы знаем – но как можно было бы убедить в этом присяжных? Вы утверждаете, что доктора Пэтчера убил метеорит, и тысячи людей видели, как метеорит упал туда, где находился доктор Пэтчер. Я сказал бы в суде: профессор Сисли ненавидел доктора Пэтчера; профессор Сисли мог огреть доктора Пэтчера камнем по голове, а затем запустить шутиху с воздушного змея. Вы потребуете, чтобы я доказал свои утверждения. А я отвечу, что профессор Сисли спустил в унитаз листочек бумаги. Судья пару раз стукнет деревянным молоточком, и на этом рассмотрение дела закончится. Нет, профессор, я не собираюсь вас арестовать. Если я это сделаю, мне не видать шерифской должности, как своих ушей. Но я скажу вам, чтó я сделаю – так же, как я сказал об этом доктору Пэтчеру, когда внезапно погиб его предшественник на посту старшего астронома».
«Так говорите же! Что вы намерены сделать?»
«Ничего особенного я сделать не могу, – скромно признался шериф. – Придется просто-напросто пустить события на самотек».
«Не совсем понимаю, чтó вы имеете в виду».
Но шериф уже ушел. Я высморкался, вытер пот со лба и взглянул на архивный шкаф, почти послуживший причиной моего провала. Даже в этот момент я в какой-то степени гордился тем, что меня чуть было не подвел именно мой систематический, методичный подход, а не так называемая «рассеянность», которую невежественная публика приписывает ученым.
Я – старший астроном обсерватории. Моя работа продолжается, я контролирую доступ к телескопу. Бесконечные просторы Вселенной – в моем распоряжении.
Молодой Кэткас быстро развивается, хотя в последнее время демонстрирует раздражающую склонность к непослушанию и независимости. Молокосос считает, что ему удалось проследить еще не открытую планету за орбитой Плутона и, если бы я дал ему волю, затрачивал бы каждую минуту хорошей видимости, направляя телескоп то на один, то на другой участок эклиптики. Нередко Кэткас мрачнеет и замыкается в себе, но ему придется ждать своего шанса – так же, как в свое время пришлось ждать мне, а до меня – доктору Пэтчеру и, предположительно, предшественнику Пэтчера, доктору Кейну.
Я не вспоминал о докторе Кейне с тех пор, как его автомобиль потерял управление и сорвался с утеса. Неплохо было бы узнать, кто занимал должность старшего астронома до Кейна. Для этого достаточно позвонить Нолберту в административный отдел… Оказывается, предшественником доктора Кейна был профессор Мэддокс, утонувший, когда на озере Ниблис перевернулась лодка, в которой Мэддокс находился в обществе доктора Кейна. По словам Нолберта, память об этой трагедии тревожила Кейна до самой смерти, каковая явилась не меньшим потрясением для всего факультета. Кейн рассчитывал ориентацию магнитных полей шаровых звездных скоплений – многие считали его исследования исключительно интересными, хотя доктор Пэтчер называл их бесплодными и педантичными. Иногда возникает искушение сделать вывод… Но зачем же? Все эти астрономы достойно погребены, а мне следует сосредоточить внимание на гораздо более актуальных вопросах. Например, на притязаниях Кэткаса, требующего предоставлять ему телескоп как раз тогда, когда воздух прозрачен и небо безоблачно. Мне пришлось безоговорочно указать ему на то, что его побочные изыскания можно производить только тогда, когда телескоп не занят в других целях. Он ушел, помрачнев и поджав губы. Меня не особенно беспокоят его переживания – так или иначе Кэткас вынужден будет приспособиться к расписанию наблюдений, составленному старшим астрономом.
Сегодня я встретил шерифа – он вежливо мне кивнул. Хотел бы я знать, чтó он имел в виду, когда сказал, что «пустит события на самотек»? Смысл этого выражения неясен, но оно попахивает угрозой – мне оно не дает покоя. Может быть, в конце концов, мне следовало бы вести себя помягче с Кэткасом. Вот он сидит за столом, притворяясь, что сравнивает новые фотопластинки с каталогом, и в то же время следит за мной краем глаза.
Что у него на уме?
ДЬЯВОЛ НА УТЕСЕ СПАСЕНИЯ
За несколько минут до полудня солнце поспешно бросилось на юг и зашло.
Сестра Мэри сорвала со светловолосой головы солнцезащитный шлем и швырнула его на диван – приступ, удививший и встревоживший ее супруга, брата Раймонда.
Он обнял ее дрожащие плечи: «Ну что ты, дорогая! Успокойся. Раздражение ничему не поможет».
Слезы катились по щекам сестры Мэри: «Как только мы собираемся выйти из дому, солнце прячется! Каждый раз!»
«Что ж… Нужно проявлять терпение. Скоро взойдет другое солнце».
«Когда? Через час? Через десять часов? А кто будет работать?»
Брат Раймонд подошел к окну, раздвинул накрахмаленные шелковые занавески, выглянул в сумрак: «Мы могли бы выйти сейчас и подняться в гору до наступления ночи».
«Ночи? – воскликнула сестра Мэри. – А это что? Как ты называешь эту мутную тьму?»
Брат Раймонд строго возразил: «Я имел в виду „ночь“ по Часам. Настоящую ночь».
«Часы… – сестра Мэри вздохнула и опустилась в кресло. – Если бы не Часы, мы все давно уже сошли бы с ума».
Брат Раймонд, не отходивший от окна, взглянул в сторону Утеса Спасения, где скрывались невидимые в темноте огромные Часы. Мэри присоединилась к нему – так они стояли вместе, глядя в сумрак. Через некоторое время Мэри вздохнула: «Прости меня, дорогой. Я просто волнуюсь».
Раймонд похлопал ее по плечу: «Жить на Ореоле – не шутка».
Мэри решительно покачала головой: «Мне нельзя распускаться. Мы обязаны думать о Колонии. Первопроходцы не могут быть слабаками».
Они стояли плечом к плечу, тем самым поддерживая и утешая друг друга.
«Смотри! – Раймонд указал пальцем. – Какой-то огонь наверху, в Старом Флитвилле!»
Оба в замешательстве наблюдали за далекой искрой.
«Они должны были спуститься в Новый Город, – пробормотала сестра Мэри. – Если только это не какая-то церемония… Ведь мы им дали соль…»
Раймонд угрюмо усмехнулся: «Кто их знает, этих флитов? От них можно ожидать чего угодно».
Мэри изрекла более фундаментальную истину: «От кого угодно можно ожидать чего угодно».
«Но прежде всего от флитов… Они даже умирать решили без нашего утешения, без нашей помощи!»
«Мы сделали все, что могли, – сказала Мэри. – Не наша вина!» Последние слова она прошептала так, словно боялась, что все-таки была в чем-то виновата.
«Нас никто не может ни в чем обвинить».
«Кроме инспектора… Флиты процветали, пока мы не основали здесь Колонию».
«Мы им не мешали. Ни во что не вмешивались, не нападали на них, пальцем их не тронули. По сути дела, мы из кожи лезли вон, чтобы им помочь. А в благодарность они сносят наши ограды, подрывают берега канала и забрасывают грязью свежую краску!»
