Завтра нужно будет найти подробные данные и освежить в памяти орбитальную математику.
«Гесперус» упадет в Тихий океан в пункте с широтой 0° 0» 0.00» ± 0.1» и долготой 141° 12» 36.9» ± 0.2» в 2 часа 22 минуты 18 секунд после стандартного полудня, 13 января следующего года. Он будет падать со скоростью примерно 1600 километров в час, и я надеюсь находиться в этом месте и в это время, чтобы поглотить какую-то процентную долю его кинетической энергии.
Уточнение цифр заняло у меня семь месяцев. Учитывая необходимые меры предосторожности, притворство и сложность расчетов, семь месяцев – не такой уж продолжительный срок достижения полученных результатов. У меня нет никаких оснований предполагать, что мои расчеты недостаточно точны. Исходные данные зарегистрированы исключительно аккуратно, причем отсутствуют какие-либо переменные факторы или отклонения, способные привести к дополнительной погрешности.
Я принял во внимание световое давление, гистерезис и метеоритную пыль, а также все реформы календаря, проведенные за прошедшие тысячелетия. Я откорректировал результаты с учетом возмущений, предусмотренных теориями Эйнштейна, Гамбаде и Кольбинского. Что еще могло бы вызвать смещение «Гесперуса»? Плоскость его орбиты совпадает с экваториальной плоскостью, то есть находится южнее траекторий взлета и посадки космических кораблей; о «Гесперусе» забыли давно и надежно.
Последнее упоминание о «Гесперусе» появилось примерно через одиннадцать тысяч лет после его запуска. Я нашел сообщение, согласно которому его положение на орбите и скорость точно соответствовали теоретическим предпосылкам. Таким образом, я могу быть уверен в том, что «Гесперус» упадет по расписанию.
Самое забавное во всей этой истории – тот факт, что никто, кроме меня, не подозревает о надвигающейся катастрофе.
Сегодня девятое января. Слева и справа перекатываются убеленные барашками протяжные синие валы. Наверху – голубое небо и ослепительно-белые облака. Яхта тихо скользит на юго-запад, примерно в направлении Маркизских островов.
Доктор Джонс не выразил энтузиазма по поводу моего океанского плавания. Сперва он пытался отговорить меня от этого «каприза», но я настаивал, напоминая ему о том, что в принципе я оставался свободным человеком. Ему пришлось уступить.
Грациозная, быстроходная яхта кажется хрупкой, как мотылек. Когда мы разрезаем длинные волны, однако, нет никаких сотрясений или вибрации – только ощущение мягкого, плавного подъема. Если бы я попытался броситься за борт, меня ожидало бы очередное разочарование. Здесь меня стерегут так же внимательно, как и в моем доме. Но впервые за многие годы моя вечная подавленность разрядилась, я счастлив. Доктор Джонс это замечает и одобряет.
Прекрасная погода! Синее море, яркое солнце, воздух – свежий и бодрящий настолько, что я почти ощущаю сожаление по поводу необходимости покончить с собой. Тем не менее, у меня появился редкий шанс, я обязан им воспользоваться. Жаль, что доктору Джонсу и команде яхты придется умереть вместе со мной. Тем не менее, что они потеряют? Очень мало. Несколько коротких лет. Они взяли на себя этот риск, когда согласились стать моими надзирателями. Я позволил бы им выжить, если бы это зависело от меня – но у меня нет такой возможности.
Я потребовал, чтобы мне предоставили командование яхтой, и по меньшей мере формально мое требование выполнили. То есть я могу прокладывать курс и определять скорость движения. Доктор Джонс наблюдает за происходящим со снисходительной усмешкой, довольный тем, что я заинтересовался чем-то кроме моих внутренних проблем.
Двенадцатое января. Завтра – последний день моей жизни. Сегодня утром мы преодолели несколько ливневых шквалов, но впереди тучи уже развеялись. Можно надеяться, что завтра будет хорошая погода.
Я приказал замедлиться до самого малого хода, так как до пункта назначения осталось всего несколько сот километров.
Тринадцатое января. Я в напряжении, я бдителен, мое восприятие обострено. Весь мой организм наэлектризован. Сегодня, в день моей смерти, жить хорошо! И почему? Потому что я наконец чего-то жду, к чему-то стремлюсь, на что-то надеюсь.
Я стараюсь скрывать эйфорию. Доктор Джонс исключительно проницателен. Не хотел бы, чтобы он начал что-то подозревать теперь, на последнем этапе плавания.
Уже полдень. Черед два часа и двадцать две минуты состоится мое свидание с «Гесперусом». Яхта легко дрейфует по волнам. Светящейся точкой на карте обозначено ее местонахождение – всего лишь в нескольких километрах от пункта назначения. Двигаясь с прежней скоростью, мы прибудем туда примерно через два часа пятнадцать минут. После чего я остановлю яхту и подожду…
Яхта остановилась посреди океана. Координаты точно соответствуют расчетным: широта 0° 0» 0.00», долгота 141° 12» 36.9». Погрешность может составлять не больше одного-двух метров. Моя грациозная яхта с непроизносимым названием находится в центре мишени. Ждать осталось только пять минут.
Доктор Джонс выходит из кабины и с любопытством изучает мое лицо: «Возникает впечатление, что вы чем-то очень возбуждены, Генри Ревир».
«Да, я возбужден, я взбодрился. Плавание доставляет мне большое удовольствие».
«Превосходно! – Джонс подходит к карте. – Почему же мы остановились?»
«Я решил полюбоваться на океан в тишине и покое. Вы куда-то торопитесь?»
Проходит время – минуты, секунды. Я смотрю на хронометр. Доктор Джонс прослеживает направление моего взгляда. Он вдруг о чем-то вспомнил – нахмурился, подошел к телеэкрану: «Прошу прощения, я хотел бы кое-что увидеть. Вас это тоже может заинтересовать».
На экране – безжизненные песчаные барханы.
«Пустыня Калахари, – поясняет Джонс. – Смотрите!»
Я смотрю на хронометр. Осталось десять секунд – пять – четыре – три – две – одна. Нарастающий свист, рев, удар, взрыв! Все это – на телеэкране. Яхта спокойно покачивается на волнах.
«Так закончил свой век „Гесперус“, – говорит доктор Джонс. – Точно по расписанию!»
Он смотрит на меня – я обмяк и прислонился к перегородке. Джонс прищурился, взглянул на хронометр, на карту, на телеэкран, снова на меня: «А, теперь я понимаю! Вы хотели всех нас убить!»
«Да, – бормочу я, – всех».
«Ага! Варвар!»
Я не обращаю внимания на его реакцию: «В чем я просчитался? Я учитывал все факторы. Энтропическую потерю массы, лунное притяжение – я знаю орбиту „Гесперуса“, как свои пять пальцев. Каким образом он переместился так далеко?»
В глазах доктора Джонса зажглись злорадные огоньки: «Значит, вам известна орбита „Гесперуса“?»
«Да. Во всех ее аспектах».
«И, по-вашему, спутник переместился?»
«Другого объяснения не может быть. Спутник был выведен на экваториальную орбиту. А теперь он упал в пустыне Калахари».
«Нужно было учитывать два тела».
«Два?»
