«Демонстрация этого презренного, ужасного обмана – простая и безошибочная – занимает всего несколько минут. Если вы достаточно отважны – точнее говоря, достаточно безрассудны – чтобы избавиться от ослепляющих вас успокоительных шор, последуйте моим указаниям.
Прежде всего запаситесь следующим: кувшином или графином чистой воды, шестью стаканами, шестью булавками, стальной вязальной спицей, квадратным куском матового черного картона со стороной 122 сантиметра…»
Лоррена вызвала Бэнкса по линии внутренней связи: «Господин Фрамус говорит, что…»
«Попроси его подождать, – поспешно откликнулся Бэнкс. – И сделай список, Лоррена. Мне нужны литр воды в стеклянном кувшине, шесть стаканов, стальная вязальная спица и большой лист черного картона. Возьми все это в отделе художественных ремесел – причем нужен матовый, а не блестящий черный картон. И еще – белый мел, банку эфира…»
«Вы сказали – эфира – господин Бэнкс?»
«Да-да, именно эфира».
Лорена поспешно записывала; тем временем Бэнкс продолжал перечислять материалы: «Мне потребуется небольшое количество красной и желтой масляной краски. Краска тоже найдется в художественном отделе. Еще – дюжина новых гвоздей, больших, длинных. Бутылка высококачественных, сильно пахнущих духов. И полкило риса. Все понятно?»
«И полкило риса – да, редактор».
«Какого черта ему понадобилась вся эта дрянь?» – прорычал Фрамус.
«Не имею ни малейшего представления, – торопливо ответила Лоррена. – Прошу меня извинить на некоторое время, господин Фрамус. Нужно все это собрать и принести редактору».
Она выбежала из приемной. Фрамус приподнялся – он никак не мог решить, как ему следовало себя вести: еще подождать или выйти из приемной, хлопнув дверью? В конце концов он снова опустился на стул – теперь он хлопал газетой по колену громко и размеренно: еще пятнадцать минут, и с него хватит!
Тем временем Бэнкс, сидя в кабинете, перешел к последнему параграфу рукописи:
«Выполнив эти инструкции, вы преодолеете иллюзорные препоны зрения, ориентации, замешательства и воображаемой боли. Вы обнаружите сдвоенные каналы – я предпочитаю называть их „артериями“. Любой из них позволит безопасно проникнуть внутрь Кордона, и там вы сможете наблюдать за прогрессиями – за событиями, наполняющими отвращением при одной мысли об обратном пути, но заставляющими отшатнуться от еще большего отвращения».
И это было всё. На этом рукопись кончалась.
Лоррена, с помощью подростка-посыльного из отдела художественных ремесел, принесла перечисленные предметы и материалы.
«Господин Бэнкс! – сказала при этом секретарша. – Может быть, мне не следовало бы об этом упоминать, но господин Фрамус уже готов взорваться от нетерпения».
«Я приму его сию минуту, – пробормотал Бэнкс. – Сию минуту».
Лоррена вернулась в приемную. Оглянувшись через плечо, она успела заметить, что Бэнкс наливал воду в каждый из шести стаканов.
Пятнадцать минут прошли. Сет Р. Фрамус поднялся на ноги: «Прошу прощения, барышня – я просто не могу больше ждать».
«Господин Бэнкс сказал, что сможет принять вас сию минуту, – встревожилась Лоррена. – Думаю, что он занят какой-то экспериментальной демонстрацией…»
Фрамус тихо сказал: «Хорошо, я подожду еще минуту». Он снова опустился на стул, крепко сжимая газету в кулаке.
Минута прошла.
«Здесь чем-то странно пахнет», – пожаловался Сет Р. Фрамус.
Лоррена понюхала воздух и смутилась: «Наверное, это принесло ветром с реки…»
«И почему там такой шум?» – удивился Фрамус, глядя на дверь кабинета.
«Не знаю, – призналась Лоррена. – Как правило, у редактора тихо».
«Как бы то ни было, – сказал Фрамус, – я больше не могу ждать». Он нахлобучил шляпу на голову: «Господин Бэнкс может позвонить мне, когда освободится».
Фрамус вышел из приемной.
Лоррена сидела, прислушиваясь к звукам, доносившимся из кабинета редактора: судя по всему, там журчала вода, но к журчанию примешивался какой-то шипящий звук – как если бы что-то жарилось на сковороде. Затем послышался голос Бэнкса, приглушенный и огорченный; затем раздался кратковременный рев – будто кто-то приоткрыл дверь, ведущую в двигательный отсек судна, и тут же закрыл ее.
Кто-то что-то пробормотал, наступила тишина.
Прозвенел телефон. «Приемная редактора Бэнкса», – подняла трубку Лоррена.
Говорил Криспин из Смитсоновского института: «Не могли бы вы соединить меня с господином Бэнксом? Я нашел человека, с которым он хотел поговорить».
Лоррена вызвала Бэнкса по линии внутренней связи.
«Алло, господин Бэнкс?» – теперь вместо Криспина по телефону говорил другой человек: самым глубоким, самым печальным голосом из всех, какие когда-либо слышала Лоррена.
«Он еще не поднял трубку», – объяснила секретарша.
«Скажите редактору, что ему звонит Энгюс Макилвейн-Хантер».
«Я так и сделаю, господин Хантер, как только он отзовется». Лоррена снова вызвала Бэнкса: «Он не отвечает… Наверное, он куда-то вышел на минуту».
«Что ж, все это не так уж важно. Хотел бы я знать, прочел ли он мою рукопись?»
«Насколько мне известно, он ее прочел, господин Хантер. И она его весьма заинтересовала».
«Хорошо! Сообщите ему, пожалуйста, что последние две страницы он получит завтра. Я забыл их вложить в конверт, а они имеют огромное значение – решающее значение, можно сказать… В качестве противодействующего средства…»
«Я так ему и скажу, господин Хантер».
«Большое спасибо».
Лоррена снова вызвала кабинет Бэнкса, после чего подошла к двери, постучалась, заглянула внутрь. Материалы и предметы, которые просил принести редактор, были разбросаны на столе и вокруг стола в полном беспорядке. Самого Бэнкса в кабинете не было. Скорее всего, он вышел в коридор через боковую дверь, чтобы налить себе кофе.
Лоррена вернулась в приемную, села за стол и стала ждать возвращения Бэнкса. Через некоторое время она достала пилочку для ногтей и занялась маникюром.
ДОМАШНИЕ ГОСПОДА
I
Двое не говорили ни слова, но их явно что-то нервировало до крайности. Один, по имени Каффридж, поднялся на ноги и стал торопливо прохаживаться из угла в угол. Подойдя к окну, он взглянул на небо в направлении далекой звезды BGD 1169. Его гость, Ричард Эмерсон, волновался еще больше. Бледный, он обмяк в кресле, тяжело дыша и поблескивая широко открытыми глазами.
В полном молчании и в отсутствие каких-либо происшествий невозможно было сказать, чтó именно вызывало у присутствующих такую тревогу. Они находились в обычной гостиной пригородного дома, отличавшейся разве что изобилием сувениров, причудливых редкостей и прочих безделушек, закрепленных на стенах, заполнявших полки и подвешенных с потолка.