«Верно».
«Ты хочешь плыть на запад?»
«Нет».
Маи-Мио взволнованно поднялась на колени: «Я позову всех шестерых – всех, кто сговорились – и мы снова поклянемся, что никогда не покинем остров! При том, что ты – старший в деревне! Подумать только!»
«Такти-Таи старше», – возразил Инга.
«Но Такти-Таи строит лодку! Он уже не в счет!»
«Ваи-Она не младше меня. Ну, или только немного младше».
«А знаешь что? Каждый раз, когда Ваи-Она уходит в море рыбачить, он сначала долго смотрит на запад. Как будто спрашивает себя: чтó там?»
«Каждый из нас хотел бы это знать».
«Только не я! – Маи-Мио вскочила на ноги. – Не я! И ни одна из нас, шестерых подруг. Никогда, никогда, никогда! Никогда мы не покинем остров! Так мы поклялись!» Она нагнулась, похлопала Ингу по щеке и побежала туда, где ее подруги окружили корзину с фруктами.
Пять минут Инга неподвижно сидел и размышлял, после чего нетерпеливо махнул рукой, поднялся и прошел по берегу туда, где Такти-Таи строил свою лодку – катамаран с широкой палубой, с убежищем из плетеных прутьев, покрытым связками сушеных листьев сипи, с крепкой мачтой. Не говоря ни слова, Инга стал помогать Такти-Таи очищать острыми раковинами-скребками мачту – высокий, выдержанный в сухой тени ствол молодого пасиао-туи. Через некоторое время Инга прервался и отложил раковину: «Давным-давно нас было четверо. Ты, я, Акара и Зан. Помнишь?»
Такти-Таи продолжал выравнивать мачту: «Конечно, помню».
«Однажды вечером мы сидели на пляже у костра – все четверо. Помнишь?»
Такти-Таи кивнул.
«Мы поклялись никогда не покидать остров. Мы поклялись никогда не падать духом и пролили кровь, чтобы скрепить нашу клятву. Клятву никогда не плыть под парусом на запад».
«Помню».
«А теперь ты тоже уплывешь, – сказал Инга. – И я останусь последним из четверых».
Такти-Таи перестал работать и взглянул на Ингу так, будто хотел что-то сказать, но снова пригнулся к мачте и стал ее скрести. Через некоторое время Инга вернулся по пляжу к своей хижине, присел на корточки на крыльце и стал вырезать брошь для Маи-Мио.
Подошел юноша, присел рядом. Инга, будучи не в настроении разговаривать, демонстративно сосредоточился на резьбе. Но юноша, поглощенный своими проблемами, не заметил этого: «Посоветуй мне, Рона-та-Инга. Ты – старший в деревне, ты все знаешь».
Инга поднял брови, нахмурился, но ничего не сказал.
«Я влюбился в Хали-саи-Йано, отчаянно тоскую по ней, а она смеется надо мной, убегает и обнимается с Хопу. Что мне делать?»
«Все очень просто, – ответил Инга. – Она предпочитает Хопу. Тебе придется выбрать другую девушку, ничего не поделаешь. Как насчет Талау-Йо? Она привлекательна и заботлива – кроме того, судя по всему, ты ей нравишься».
Юноша глубоко вздохнул: «Ладно. Последую твоему совету. В конце концов, все девушки почти одинаковы». Молодой человек ушел, не обратив внимания на язвительный взгляд, котором его проводил Инга. Инга спрашивал себя: «Почему они приходят ко мне за советом? Я всего лишь на два или три сезона – ну хорошо, на четыре или пять сезонов – старше любого из них. Как будто я какой-то неиссякаемый источник знаний, фонтан мудрости!»
Вечером родился ребенок – у Омеи-Ни, почти целый сезон ночевавшей в хижине Инги. Так как родился мальчик, она назвала его «Инга-та-Омеи». Состоялась церемония наречения; председательствовал Инга. Песни и танцы продолжались до глубокой ночи – и, если бы это не был его ребенок, названный в его честь, Инга давно уже потихоньку удалился бы к себе в хижину, чтобы выспаться. Он был сыт по горло церемониями наречения младенцев.
Через не делю Такти-Таи собрался плыть на запад, и состоялась церемония совсем другого рода. Каждый вышел на берег, чтобы прикоснутся к корпусу его лодки и благословить ее пригоршней воды. Слезы катились ручьями – Такти-Таи тоже рыдал. В последний раз он обвел взглядом лагуну и посмотрел в лица тем, кого он оставлял на острове. Потом он повернулся и подал знак: молодые люди столкнули его лодку в воду, зашли в лагуну и оттащили лодку к выходу в океан. Такти-Таи поднял большой квадратный парус и подтянул фалы – парус наполнился ветром, катамаран понесся на запад. Такти-Таи, стоявший на палубе, попрощался последним взмахом руки, и все стоявшие на пляже повторили его жест. Лодка удалялась навстречу вечерней заре и, когда солнце зашло, ее больше не было видно.
За ужином все говорили тихо и неподвижно смотрели на костер. В конце концов Маи-Мио вскочила. «Только не я! – нараспев закричала она. – Не я – никогда, никогда, никогда!»
«И не я!» – воскликнул Ама-та-Лалау, лучший музыкант младшего поколения. Протянув руку, он взял гитару, вырезанную из черноствольного клейкого соа, набрал несколько аккордов и начал петь.
Инга молча наблюдал за происходящим. Теперь он стал старшим в деревне – казалось, все остальные относились к нему с особым почтением. Смехотворно! Какая чепуха! Он был всего лишь ненамного старше других, это не могло иметь никакого значения! Но он не мог не заметить, что Ама-та-Лалау пользовался особым вниманием смеющейся Маи-Мио и с искусной галантностью отвечал на ее ухаживания. Инга смотрел на все это с тяжелым сердцем и через некоторое время удалился к себе в хижину. Этой ночью, впервые за несколько недель, Маи-Мио не спала рядом с ним. «Неважно! – говорил себе Инга. – Все девушки почти одинаковы».
На следующий день он прогулялся по берегу к той площадке, где Такти-Таи строил лодку. Площадка была аккуратно прибрана, а бережно подвешенные инструменты хранились рядом, под навесом. В лесу, дальше от берега, росли прекрасные маккары – из них выдалбливали самые прочные лодочные корпуса.
Инга отвернулся. Он вытащил в воду каноэ, чтобы порыбачить, и, покидая лагуну, взглянул на запад. Там не было ничего, кроме пустого горизонта – точно такого же, как на востоке, на севере и на юге… Весь оставшийся день Инга ощущал беспокойство. За ужином он переводил взгляд с лица на лицо. Среди окружавших его людей не было никого из его ближайших друзей – все они построили лодки и уплыли под парусом. Друзей больше не было – друзья узнали тайну.
На следующее утро, не принимая никаких решений сознательно, Инга наточил инструменты и повалил две крепкие маккары. По сути дела, он еще не строил лодку – так он заверял себя – но приготовить выдержанные стволы заранее было полезно.
Тем не менее, на следующий день он очистил стволы от ветвей и обрубил их, чтобы получились два длинных бревна равной длины, а еще через день все юноши из деревни собрались, чтобы помочь ему оттащить эти бревна на площадку. Никто не удивлялся происходящему – каждый понимал, что Рона-та-Инга собрался строить лодку. Маи-Мио теперь откровенно сожительствовала с Ама-та-Лалау. Работая на площадке, Инга видел, как они играли в воде, и не раз у него перехватывало дыхание от огорчения. «Да! – говорил он себе. – Я буду только рад присоединиться к настоящим друзьям!» К старым друзьям, к тем, кого он знал с тех пор, как его перестали называть «молочным именем», с кем он играл и соревновался – все они уплыли за горизонт, он тосковал по ним в одиночестве. Инга прилежно выжигал и долбил корпуса, выскребал их, выравнивал долотом. Потом он закрепил палубу и соорудил на ней маленькое убежище из плетеных прутьев, с защищавшей от дождя крышей из сухих листьев. Он изготовил мачту из идеально прямого ствола молодого пасиао-туи, зачистил ее, установил в вырезе палубы и снабдил оттяжками. Собрав лыко, он сплел грубый, но прочный парус и подвесил его так, чтобы он растянулся и подсох. После этого он стал запасать провизию – собирал орехи, сушил фрукты, коптил рыбу, завернутую в листья сипи, наполнял питьевой водой пузыри иглобрюхих рыб. Никто не знал, как далеко и как долго предстояло плыть на запад. Лучше было не голодать, лучше было приготовить достаточные запасы – для тех, кто плыл по ветру, обратного пути не было.
