– Конечно, не имел! Господи, Эми. – Он крепко выругался. – Меня можно во многом обвинить, но я не мошенник. Ладно, допустим, в прошлом у меня бывали неудачные проекты, и, уверяю тебя, они накопают любую грязь, какую только смогут найти в них. Меня обвинили в коммерческой деятельности как неплатежеспособного, что также является уголовным преступлением. За это меня тоже могут судить, но адвокат полагает, что ему, вероятно, удастся снять с меня все обвинения в обмен на мои показания против Кена. Одна проблема: я ведь ничего не знаю, ну буквально ничего. – Сэм посмотрел на нее. – Эми, но ты-то хоть веришь мне, надеюсь?
Несмотря ни на что, Эми ему верила. Ее муж не был преступником, он был просто доведенным до отчаяния и не слишком умным человеком.
– Разумеется, верю. Давай поговорим, когда приедем домой.
– О боже. – Сэм закрыл лицо руками. – Как же я теперь посмотрю в глаза маме? Продажа Адмирал-хауса провалилась, это уж точно. Почему мне так жестоко не везет! Что бы я ни делал, ничего мне не удается, а ведь я так стараюсь. Прости, Эми. Опять я подвел тебя. – Внезапно он схватил ее за руку. – Обещай, что не бросишь меня. Без тебя и детей мне… мне просто… в общем, я не выживу…
Эми не смогла ему ответить.
– Обещай мне, Эми, пожалуйста. Я же люблю тебя. Правда люблю. – Сэм зарыдал. – Не бросай меня, умоляю, не бросай меня… – скулил он, склонившись и цепляясь за нее, как ребенок.
– Я не брошу тебя, Сэм, – произнесла Эми каким-то чужим, унылым голосом.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Когда они приехали домой, Эми посоветовала Сэму подняться наверх и принять душ. Спустившись минут через двадцать, он уже больше был похож на себя.
– Мне надо съездить в Адмирал-хаус, повидать маму. Как минимум, я должен ей все объяснить.
– Да, должен. – Эми продолжала снимать с сушилки чистые вещи и складывать их в бельевую корзину.
– Я люблю тебя, Эми, и мне ужасно, ужасно жаль. Обещаю, я вытащу нас из этой передряги. Пока, солнышко.
Сэм ушел из дома, и Эми, переждав минут пять, отправилась к своей машине и вытащила все вещи из багажника. Она разложила содержимое сумок и пакетов обратно по ящикам как в своей комнате, так и в детской. Потом спустилась обратно, нашла в сумочке листок бумаги с номером Фредди и позвонила на него со своего мобильника.
– Алло?
Бархатный, проникновенный тембр его голоса угрожал разрушить странное спокойствие, охватившее ее. Эми глубоко вздохнула.
– Добрый день, Фредди, это Эми Монтегю. Я просто звоню сказать, что у нас кое-что случилось, и сегодня я не смогу переехать к вам.
– Ладно. В общем, ничего страшного. Только дайте мне знать, Эми, когда вам будет удобно. Никакой спешки.
– Дело в том, что я вообще теперь не знаю, когда мне будет удобно, поэтому будет лучше, если вы сдадите «Хмельной амбар» кому-то другому.
Фредди помолчал.
– Ясно. Эми, у вас все в порядке?
– Далеко не в порядке, но я уверена, что Поузи расскажет вам о том, что у нас случилось. Мне… сейчас мне нужно уходить, Фредди, но спасибо вам большое за вашу доброту. До свидания.
Лишь закончив разговор, она расплакалась. Взяв себя в руки и осознав, что Сэм может вернуться в любой момент, она позвонила Себастиану. И услышала автоответчик.
«Эми, это я. Пожалуйста, давай встретимся сегодня в пять часов на автобусной остановке у моря».
Когда Эми пришла туда, Себастиан уже ждал. Он встал со скамейки и хотел обнять ее, но она резко отстранилась.
– Эми, я знаю, что произошло. Поузи рассказала мне после того, как Сэм ушел.
– Ясно, я пришла сказать тебе, что остаюсь с Сэмом, – монотонно произнесла она. – Я его жена, мать его детей, и он нуждается во мне.
– Я понимаю, что сегодня ты испытала огромное потрясение, – медленно, тщательно выбирая слова, начал Себастиан. – И очевидно, ты чувствуешь себя обязанной поддержать его. Тебе нужно подождать, пока все страсти улягутся, конечно, нужно.
– Нет, Себастиан, все гораздо сложнее. Наши отношения… мое поведение… были ошибкой. Сэм – мой муж, и я давала обеты в церкви. Я – мать его детей, и… я не смогу бросить его. Никогда.
– Неужели ты хочешь сказать мне… что все кончено?
– Да. Я сама выбрала такую жизнь и должна жить с ним. Сэм в ужасном состоянии, и, как бы я ни относилась к нему, я обязана поддержать его. Если он узнает о нас, то, по-моему, может покончить с собой. Сегодня утром в машине он буквально угрожал, что покончит с собой.
– Я понимаю, но, может быть, наступит время…
– Нет! – в отчаянии вскричала она. – Себастиан, такое «время» никогда не наступит. Пожалуйста, поверь мне. Я никогда не брошу своего мужа, поэтому нечестно было бы оставлять тебе надежду. Уходи, прошу тебя, и найди себе кого-то свободного, – взмолилась она.
– Я не хочу больше никого искать. Хочу жить с тобой. Я люблю тебя!
– Мне очень жаль, прости, Себастиан, но повторяю: все кончено. Я должна уйти. Прощай.
Эми развернулась и начала удаляться от него.
– Эми! Подожди! Я знаю, как он жесток с тобой!
Качая головой, она пошла еще быстрее по направлению к Хай-стрит. Себастиан видел, как она повернула за угол и исчезла. Он негромко, но крепко выругался, осознавая, что все это – его рук дело. Если бы он не сообщил в Отдел по борьбе с мошенничеством, где находится Кен Ноакс, то Эми с детьми сейчас уже могли бы благополучно устраиваться в коттедже Фредди. Стараясь защитить Поузи, Себастиан умудрился уничтожить свой собственный шанс на счастье… и, в конечном итоге, на счастье самой Эми.
Себастиан опять опустился на скамью перед серым бурным морем, обхватил голову руками и зарыдал.
Поузи
Лондон
Дневная бабочка Павлиний глаз (Inachis iois)
Лето 1958
Я стояла в автобусе, придавленная с одной стороны женщиной с детской коляской, а с другой – парнем, от которого разило потом. Несмотря на открытые окна, в салоне было жарче, чем в любой теплице, где мне приходилось работать. С облегчением я заметила, что мы свернули на Баронс Корт. Нажав кнопку звонка остановки, я протиснулась назад, чтобы выйти из автобуса.
«Лондон в августе удушающе противен, – думала я, вспоминая с острой тоской чудесные летние дни, которыми наслаждалась в Корнуолле в такую же августовскую пору. – Увы, эта столица строилась не ради малочисленных дней жары, внезапно обрушивавшейся на него в летнюю пору», – вдруг поняла я, идя по тротуару к своему многоквартирному дому. Наша с Эстель квартира находилась на верхнем этаже, и это означало, что до нее мне придется преодолеть шесть лестничных пролетов. Я не сомневалась в пользе таких подъемов, однако не в те дни, когда температура на улице поднималась до тридцати градусов. Истекая потом, я открыла входную дверь и направилась прямиком в крошечную и довольно мрачную ванную комнату, чтобы включить кран и набрать ванну теплой воды. В гостиной, как обычно, пахло сигаретным дымом, и я распахнула окно, чтобы проветрить квартиру, потом принялась убирать на кофейном столике, заставленном пустыми пивными бутылками, бокалами из-под джина и переполненными пепельницами.
