Я иду к дому Джеда. Стучу в дверь и тихо зову его, не желая, чтобы кто-то посторонний меня услышал. Я спрятала камень в пластиковый пакет, как ты меня учила, и положила его в рюкзак. Я непременно сохраню улики.
Джед не открывает. Изнутри не доносится ни звука. Я отхожу назад, пытаясь увидеть весь дом целиком. Меня начинают обуревать сомнения.
Если размышлять так, как ты меня учила, то Джед должен быть главным подозреваемым. Кроме него больше некому бросать в меня камень. Он живет ближе всех к желтому дому. Он мог видеть, как я шла по тропинке в ту сторону. И он все время подговаривал меня уехать отсюда. Может, он наконец решился? Я заглядываю в открытый гараж, и мои подозрения усиливаются – его грузовик стоит рядом с его сломанным мотоциклом. Они тут и стояли? А если транспорт здесь, почему тогда Джед не открывает дверь? Я снова стучу.
– Джед! – И вдогонку: – Я вижу, что твой грузовик здесь. Я знаю, что ты дома.
Странное чувство охватывает меня, мне кажется, что за мной наблюдают.
Какое-то время я стою на месте, а затем решаю обойти дом сзади, как следует осматриваю гараж, надеясь, что Джед появится, но его нет. У меня нет ни малейшего представления, где он может быть: вряд ли он у твоей матери или на стрельбище. Так где же он?
Я вытаскиваю камень из рюкзака. Интересно, смогу ли я взять образец почерка для сравнения? Пока я раздумываю над этичностью подобного поступка, мои руки сами дергают входную дверь. Она оказывается незапертой.
– Джед? – окликаю я еще раз и толкаю дверь.
Дом открытой планировки, поэтому я оказываюсь одновременно в кухне, гостиной и столовой. Все вокруг выглядит так, как будто жилец только что въехал; кругом пусто, если не считать некоторых вещей: дорогого на вид седла для родео на стойке и сейфа в человеческий рост, где, я полагаю, он хранит свои ружья. Кухня без отделки. Шкафчики без дверей, в них столовая посуда в стиле кантри, но вот шкафчик с алкогольными напитками забит под завязку. На стене висит огромный крест. Над ним лениво качается вентилятор, скрипя при каждом вращении. Я в растерянности: не знаю, где мне искать образец почерка. А люди вообще еще пользуются ручками? Так что я просто брожу по комнатам.
Грейс явно уезжала в спешке, потому что ее одежда до сих пор здесь. Все ее вещи чистые, но лежат как-то странно. Интересно, а была ли у Грейс машина? Почему она не взяла ни туфель, ни зубной щетки, ни платьев из шкафа?
Но мои подозрения бессмысленны. Если бы с ней что-то случилось, если бы Джед знал, если бы Джед сам что-то с ней сделал, разве он не избавился бы от ее вещей? Или это была уловка, способ выставить его невиновным? Зачем он все это хранит?
Мне нужно как-то убедиться, что Грейс вернулась в Техас, но я не знаю, как это сделать. Джед уверял меня, что она там. Твои родители сказали, что она уехала. Я могла бы проверить социальные сети, но единственный доступ к интернету находится в доме твоих родителей, и твоя мать не хочет, чтобы я им пользовалась.
В спальне я нахожу то, что искала, – образец почерка. На тумбочке лежит письмо, вложенное в Библию Грейс:
«Мне так стыдно за ту ночь. Это был не я. Я не такой. Словно есть настоящий я – и есть это нечто, какой-то монстр, которого я не могу контролировать. Что бы ни случилось, я надеюсь, что в твоем сердце еще есть желание молиться за меня. Я понимаю, почему ты хочешь уйти. Иногда мне хочется, чтобы ты так и сделала. Просто избавь себя от неприятностей и знай, что я люблю тебя больше всего на свете. Я люблю тебя. Но все дело в том, что себя я ненавижу больше».
Мои пальцы онемели. Как странно, он будто признался в моем же секрете. Я кладу записку на кровать и заставляю себя сфотографировать ее на телефон, несмотря на то, что слова на камне написаны печатными буквами и я не вижу немедленного сходства.
Я перевожу дыхание и осматриваю комнату, гадая, стоит ли искать дополнительные доказательства. Вот только доказательства чего? Ненавидеть себя не преступление.
Когда я открываю дверь домика для персонала, меня поражает странный химический запах. Окна распахнуты, поэтому в помещении холодно, но полы чистые, простыни выстираны, топка отполирована. Первым делом мое подозрение падает на твою мать. Но вместо нее я нахожу Джеда, стоящего над раковиной и стирающего какие-то тряпки.
От сильного удивления я ощутимо вздрагиваю.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, а про себя думаю, что, в то время как я обыскивала его дом в поисках улик, он здесь прибирался в моем.
Он поднимает голову:
– Извини.
Я думаю о той записке и чувствую стыд, возбуждение, словно я это Грейс. Словно я та, в которую он влюблен.
Он кладет тряпку.
– Ты в порядке?
– Мне стыдно, – честно отвечаю я. – Я собиралась прибраться. Я…
– Все нормально.
Он протягивает руку и прижимает большой палец к моему подбородку. Убил ли он свою жену? Убил ли он тебя?
– Я просто хотел, чтобы ты знала… Я думаю, это хорошо, что ты приехала сюда. Я думаю, что ты хороший человек. – Он думал, что Грейс тоже хороший человек. – Может быть, я просто хочу верить, что Рэйчел сбежала, что ничего плохого не произошло. И я буду верить в это.
Я скрещиваю руки и чувствую, что они покрылись гусиной кожей.
– Быть может, я приехала сюда не только из-за Рэйчел. Возможно, ты прав. Может, я приехала и ради себя тоже.
Он подходит ближе, вторгается в мое пространство, но я не отступаю.
Слова из его письма стоят у меня перед глазами, сверкающие и яркие: «словно есть настоящий я – и есть это нечто, какой-то монстр, которого я не могу контролировать». Что, если он убил ее? Что, если он…
– Можно? – Он поднимает руку, и я каменею от страха, ужас стучит у меня в висках. Когда он дотрагивается до меня, когда его пальцы касаются моей щеки, это чувство только усиливается. Я будто пьянею. Он пальцами обхватывает мою шею.
Что, если это конец? Что, если это точка невозврата и я встречаю ее с широко раскрытыми объятиями? Что, если бы я позволила миру поглотить меня, но не медленно, по частям, а всю целиком и сразу?
Он целует меня. Поначалу осторожно, нащупывая искру, а нащупав – целует меня сильнее.
– Мне кое-что нужно, – страстно шепчет он, и я позволяю ему подтолкнуть меня к столу.
Когда я была моложе, мне часто снилось, как я просыпаюсь однажды утром и обнаруживаю, что все люди в мире исчезли. Все, кроме меня и одного мальчика, которого я хотела. Казалось, я могла заполучить его только таким образом. И только после того, как мы поняли, что остались одни в этом мире, только тогда мы смогли бы по-настоящему, глубоко полюбить. Ведь мы бы нуждались в ком-то и имели бы только друг друга. Тот потрясающий мальчик и я – одни на всем белом свете. Сейчас происходит именно то, о чем я мечтала. Почти.
