– Не знала, что вы с Джедом были близки.
– Близки? – Он сплевывает на землю и вытаскивает сигарету. – Этот мальчик был отбросом. А отбросы здесь рано или поздно оказываются на помойке. – Он поигрывает ранеными костяшками.
Он направляется к своему грузовику, и я внезапно вижу именно эти фары на дороге, слышу его голос, который кричит: «Убирайся на хрен из этого города!» Я вспоминаю тот день, когда заметила Джеда, уезжающего из кофейни. Твои родители говорили, что он спал с половиной Хеппи-Кэмпа. Сам Джед сказал мне, что сделал что-то плохое. Он сказал, что ходит на краю смерти.
Я иду за Морони до его грузовика. Он забирается на сиденье. Мои щеки горят, но я хватаюсь за дверь, прежде чем он успевает ее закрыть.
– Полегче, девочка!
– Ты убил его?
– Не-а. – Он стучит себе в грудь и усмехается. – Но, увидев его, лежащего мертвым, я, несомненно, снова поверил в Бога.
Копы тоже собираются уезжать. Казалось бы, это не должно меня удивлять, но тем не менее удивляет. Удивляет, какие все равнодушные, как легко возвращаются к своей обычной жизни.
– Как это вы так быстро закончили? – спрашиваю я, стараясь говорить ровным голосом.
Детектив хлопает в ладоши:
– Дело довольно обыденное: самоубийство. Семья Бард сказала, что они уволили его.
– А как же синяки? У меня есть основания полагать, что Морони напал на него.
– Ха! Если бы мной интересовался Морони, я бы, наверное, тоже покончил с собой. – Он забирается в свою машину.
– А как же… как же его дела с женой?
– Жена, скорее всего, просто-напросто ушла от него. Он, похоже, за воротник неплохо закладывал. – Полицейский опускает зеркальце и начинает разглядывать свои зубы.
– Но… это же безумие! – Мой голос срывается, становится похож на хрип. – Мужчина мертв. Пропали две женщины.
Надо отдать ему должное, он перестает ковыряться в зубах, но только чтобы спросить:
– Две женщины?
– Рэйчел Бард. Она пропала без вести почти два месяца назад.
– Она, скорее всего, просто уехала, – машинально отвечает он, явно не помня, что почти дословно этим же объяснял пропажу Грейс; явно не видя никакой связи между этими событиями. Затем он усаживается поудобнее. – Здесь это часто случается, и это не должно вас удивлять. Только псих останется в подобном месте добровольно. – Он цокает языком. – Слишком уж это место изолированно. Мужчины здесь спиваются, а женщины сбегают отсюда. – Он указывает на лес за ранчо. – Люди приходят сюда умирать. А если у них нет цели двинуть кони, то они бросают все и двигают отсюда на всех парах.
Он закрывает дверь. Я стучу в окно, вижу, как тяжело он вздыхает, но все же опускает стекло.
– Но это неправильно! Вы должны что-то сделать!
Он качает головой и заводит двигатель:
– Хотите совет?
– Я хочу от вас помощи.
Он снова качает головой, машина начинает медленно отъезжать, и тут, словно не в силах ничего с собой поделать, он выкрикивает:
– Делайте ноги!
Я возвращаюсь в дом Джеда, зная, что там пусто, и боюсь этой пустоты. В спальню ведут грязные следы. Все возможные улики на месте преступления или уничтожены, или вообще не тронуты: Библия закрыта, записка Грейс так и лежит на полу под кроватью, стакан виски опрокинут, и содержимое разлито по всему полу. Там, где находилось тело Джеда, нет никаких следов или углублений, только смятые простыни. Я думаю, что, наверное, нужно позвонить родителям Грейс. Может, хотя бы они обеспокоятся ее исчезновением. Но у меня нет их номера, а даже если бы я смогла его раздобыть, телефон все равно не работает, и мне пришлось бы ехать аж в Хеппи-Кэмп. Хотя не факт, что и там будет сигнал. Да и вообще, я же чужая здесь, посторонняя. Еще и с мужем ее спала. С другой стороны, я могла бы связаться с родными Джеда, сказать им, что знала его. Но это было бы ложью. Я просто случайная соседка. Считай, меня здесь вообще нет. Я просто ищу тебя.
Я иду обратно к главному дому. Адреналин перестает кипеть у меня в крови, и на его место приходит вязкое оцепенение. Я ложусь на диван в твоей гостиной.
Диван твоих родителей весь в цветочек, и от него так и веет восьмидесятыми. Статуя Христа смотрит на меня свысока, подняв плечи, словно пожимая ими. Я закрываю глаза и представляю, как умираю, вижу, как твои родители возвращаются сегодня вечером и хищная ухмылка сияет на их устах.
Твой отец говорит: «Что ж, такое случается».
А твоя мама вторит: «Я не удивлена».
Все это звучит так, будто на дворе семнадцатый век и они самая настоящая семья, живущая в дикой местности, где люди все время умирают. «Мужчины здесь спиваются, а женщины сбегают отсюда». Какая глубокая мысль.
Неужели я правда приехала сюда, чтобы умереть?
На ранчо тихо, не слышно ничьих голосов. Время от времени по шоссе проезжают машины, но теперь я реже их слышу. Все звуки сливаются и становятся глуше.
Я представляю, что Джед выполнил мою просьбу и позвонил. Что потом? Его настолько поразили все последствия собственных поступков? Он поверил, что Грейс мертва? Он, должно быть, поверил, что она умерла по его вине. Она умерла, а он ее даже не искал.
Но телефонная линия не работает. Она вышла из строя до или после того, как он позвонил? Кто-нибудь об этом знал? Кто-то пытался его остановить?
Я сажусь и выпрямляю спину. Я вспомнила о том открытии, которое совершила перед смертью Джеда. Вспомнила имя, высеченное глубоко в дереве. ФЛОРЕНС. Я не имею права опускать руки. Ты сохранила память о ней и продолжала поиски. Ты сохранила память обо всех тех пропавших женщинах.
Я не идеальна. Я делала ошибки и шла на компромиссы, но я, блин, чертовски старалась. Я, черт возьми, переживаю. Может, иногда я больше переживаю о других, чем о себе. Я не такая, как Джед, как твои мать, отец и брат, как Клементина или Тасия. Я не прячу голову в песок. Я вижу больше. Я переживаю больше. Я не идеальна, но я достаточно хороша. Я умею делать то, чего другие люди не умеют. Потому что я никогда не прекращаю поиски.
Пусть сейчас у меня нет телефона, зато есть интернет. Я вхожу в свой почтовый ящик и вижу непрочитанное письмо от Клементины, будто она прочла мои мысли.
«Привет, я уже в курсе, что случилось. Поверить не могу. – Похоже, она из тех людей, которые не верят, что плохие вещи случаются. Я думаю о Флоренс. О том, что Гомер был влюблен в нее. Интересно, что об этом думает Клементина. – Приезжай к нам, пожалуйста! Тебе сейчас, наверное, лучше не оставаться одной».
Я немедленно начинаю печатать ответ. Мои пальцы дрожат, но я не совсем понимаю почему. «Да! С большим удовольствием! Можно мне приехать сегодня вечером?»
Я жду, надеясь, что она тоже ответит быстро. А пока просматриваю открытые вкладки твоих родителей. Я разглядываю последнюю игрушку, которую искал твой отец, – маленькую парусную лодочку. Она не пережила бы бурную реку Кламат. Интересно, для чего тогда эта лодка? Он что, планирует построить целый океан на ранчо, а потом лес, город, пляж – целый мир? Обособленный, собственный, огороженный мир.
