– Миротворец.
– Они прекратили драться. Айзек извинился. Все вроде наладилось, и я пошла дальше, к утесу. Я думала, они помирились. – Элин запинается, даже сейчас воспоминания ранят, словно нож. – Не знаю точно, сколько прошло времени, может, минут пятнадцать или двадцать. И тут я услышала крик Айзека. Я побежала обратно.
Она снова чувствует, как внутри вскипает паника.
– Айзек стоял по плечи в воде. Рядом… – слова застревают у нее в горле. – Рядом с Сэмом. Айзек держал его под мышками, пытаясь вытащить, но не мог найти опору. Он все кричал: «Мы его спасем, мы его спасем!», но я поняла, что Сэм умер. Он был такого цвета… – ее голос ломается. – Мы пытались, не прекращали пытаться до приезда «Скорой», но его не стало…
Уилл сжимает ее руку:
– И где был Айзек, когда это случилось?
– Сказал, что уходил в туалет. А когда вернулся, то обнаружил Сэма в воде. Решил, что он поскользнулся и ударился головой о камни.
– И никто ничего не видел?
– Заводи находятся в скалах, в дальнем конце пляжа. Если никого нет прямо на пляже, то никто и не увидит.
Лоб Уилла сосредоточенно морщится.
– Так почему же ты считаешь, что виноват Айзек?
Он гладит ее ладонь своим большим пальцем.
– Через несколько месяцев у меня в голове стали возникать эти странные образы.
– Воспоминания?
– Не совсем. Они похожи на сны. Когда вроде бы ты все четко видишь, но стоит проснуться, и уже ничего не помнишь. Как нечеткий поляроид, контур чего-то, что я пока что не могу точно описать. Обычно эти образы забываются, пока не появляется следующий.
Психотерапевт, которого Элин посещала в прошлом году, сказал, что такое бывает, если сознание пытается защититься.
Защитить ее.
– Ты можешь четко вспомнить хоть что-нибудь из этих образов?
– Только одно. Одна картина не выходит у меня из головы. Айзек около утеса. Его руки… – слова застревают у нее в горле. – Они в крови.
Уилл меняет позу.
– Но такого просто не может быть. Ты ведь нашла его в заводи, когда он пытался вытащить Сэма. Тогда на нем была кровь?
– Нет. Потому это и не дает мне покоя.
– Ты с кем-нибудь об этом говорила? – Уилл разворачивается и берет со стола бутылку воды. – Об этих воспоминаниях?
– Ни с кем, кроме психотерапевта. Мама и папа… они потеряли Сэма. А если бы я… Они потеряли бы и Айзека. Я не могла так с ними поступить.
– И Айзеку ты тоже ничего не сказала?
– Не сказала. Я знаю, как это было бы. Он бы набросился на меня, решив, что я обвиняю его в смерти Сэма.
– Но ведь так оно и есть.
Уилл открывает бутылку с водой и делает несколько глотков, не сводя взгляда с Элин. Он смотрит испытующе, не мигая.
Она колеблется.
– Но…
– Да брось, Элин. Именно на это ты и намекаешь.
Элин молчит. Так и есть. Но почему же так трудно признаться в этом кому-то еще?
– Одного я не понимаю. Почему ты раньше мне об этом не рассказывала. – Уилл выдавливает из себя улыбку, но обида в его взгляде очевидна. – Это слишком серьезно, чтобы скрывать такое от меня.
Элин прикусывает губу.
– Скажи честно, а ты бы захотел в это впутываться? Если бы я рассказала на первом же свидании, что один мой брат, возможно, убил другого, а я, вероятно, это видела, но мой мозг каким-то образом подавил эти воспоминания? Такое тяжело переварить.
– Ты должна была мне рассказать. Я бы не стал тебя осуждать.
– Я не рискнула. Ты очень мне нравишься, Уилл. С первой минуты мне хотелось быть рядом с тобой, – ее голос дрожит. Уилл должен понять, что она не нарочно его обманывала. – Ты бы не принял такого. Ты же нормальный человек, с нормальной семьей, – Элин улыбается, пытаясь смягчить положение. – Твоя сестра, конечно, та еще корова, но не считая этого…
Уилл улыбается в ответ.
– Но почему ты убеждена, что теперь докопаешься до истины?
– Мамы больше нет, так что сейчас самое время. Это не может длиться вечно.
– Ты собираешься рассказать ему о том, что помнишь?
– Не знаю. В сущности, у меня нет плана. Я думала, что, если мы начнем разговор о Сэме и о маме, он каким-то образом проболтается.
Уилл трет ладони.
– А знаешь, если ты права, если эти образы связаны с настоящими воспоминаниями, то исчезновение Лоры…
Элин кивает. Нет нужды произносить это вслух.
– Вот почему я не могу сейчас уехать.
Она вспоминает вчерашнюю Лору, ее теплые слова о матери Элин. И чувствует еще один укол вины – теперь она обязана докопаться до истины.
Элин отворачивается от экрана ноутбука и прижимает пальцы ко лбу.
– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно смотрит на нее Уилл.
– Просто устала. Кажется, вот-вот разболится голова.
Порывшись в сумке, Уилл бросает ей упаковку ибупрофена.
– Вот, прими, а потом пойдем в спа. Ужин только через час.
Элин послушно соглашается. Она готова на что угодно, лишь бы ослабить узел внутри головы.
Она кладет телефон на стол и ощущает груз мыслей и оставшихся без ответа вопросов. Они словно тяжелые камни у нее в голове.
32
– Идем, Элин.
– Через минуту.
Элин переминается с ноги на ногу. Деревянная терраса обледенела, доски покрыты тонким слоем снега. Порывы ветра продувают тонкий купальник насквозь. Элин дрожит.
С неба сыпется тяжелый снег, и вокруг двух бассейнов под открытым небом, среди кресел и шезлонгов, собираются сугробы. От большого бассейна, ближайшего к ней, поднимаются клубы пара и, смешиваясь со снегом, превращаются в теплую, влажную дымку. Вода почти не видна, остались только островки поблескивающей в тумане лазури.
Уилл берет ее за руку и тянет к главному бассейну.
– Тебе же не впервой. Это просто горячая ванна, здесь не глубоко.
Его кожа покрыта мурашками.
Уилл перебирается через деревянное ограждение. Элин следует за ним на кружок более светлого дерева.
Уилл поднимается, а потом прыгает в воду и с вызовом смотрит на Элин:
– Ну что, идешь?
Без очков его глаза выглядят темнее.
Элин всматривается в воду. На ее поверхности стало еще больше пара, и темнота словно движется и покачивается. Невольно перед глазами возникают образы. Лицо в тени. О стены пещеры плещется вода. Грудь резко сдавливает страхом.
