Уэлч действительно хорошо понимает, что творится в России, он в самом деле любит русских, просто ему сложно подстраиваться под политические соображения.
На этом же собрании был и Грегори Уэлч, который настаивал на том, что «Заявление о намерениях» следует отправить российским властям. После длительной дискуссии участники встречи пришли к соглашению, что текст будет послан письмом Артуру Уоттсу, и тот – по своему усмотрению – сможет использовать его так, как сочтет нужным. Мы помним, что Уоттс был против передачи «Заявления» большевикам, однако фактически он уже не раз излагал им своими словами суть этого документа. Артур Уоттс знал, кого и как следовало посвящать в квакерские принципы и идеалы.
Итак, к концу 1920 года существовали две точки зрения, два подхода к дальнейшей работе в России. Анна Хейнс кратко изложила их в своем письме Вилбуру Томасу:
Грегори Уэлч чувствует, что Россия в большей степени нуждается в индивидуальной работе, в духовных рамках, с упором на квакерскую форму религии, и что материальная помощь, которую мы можем привезти, должна использоваться не то чтобы как рычаг, но как отправная точка более важной, иной стороны нашей миссии. Артур Уоттс полагает, что материальная помощь – как раз то, что будет верно понято огромным большинством страдающих русских и что такую помощь надо оказывать в качестве выражения бескорыстной христианской любви. Он считает, что позже, когда страна не будет находиться в столь аномальной политической и экономической ситуации, можно будет говорить о Квакерском посольстве и его работе – без опасения быть неправильно понятыми, что, скорее всего, может произойти теперь, если поспешить. Все мы, включая Григория Уэлча, ощутили силу и мощь этого заявления, и именно оно стало основой нашего общего понимания сути будущей работы в России.
Анна Хейнс справедливо предполагала, что суть «Заявления» – наверняка не секрет для большевиков:
Я думаю, что послание Уоттса было наверняка перехвачено и давно лежит на столе у Чичерина: вся почта из Москвы приходит вскрытой.
Как мы упомянули выше, Артур Уоттс, несмотря на неприятие «Заявления», уже цитировал выдержки из него в своем послании советскому чиновнику.
Этим чиновником был симпатизировавший квакерам начальник отдела стран Антанты и Скандинавии НКИД Сантери Нуортева, которому Уоттс писал:
Я убежден, что наш Комитет всегда с готовностью будет предоставлять продовольственную и материальную помощь там, где в ней есть нужда, не ставя никаких дополнительных условий, таких как разрешение на распространение религиозного учения Общества Друзей. Тем не менее квакеры полагают, что Вам необходимо знать, что мы имеем желание вступить в религиозное братство с русскими людьми, которые исповедуют взгляды, схожие с нашими собственными.
Возможно потому, что текст «Заявления о намерениях» и в самом деле уже давно был перехвачен чекистами, слова о религиозном братстве не стали чем-то шокирующе новым для Нуортевы: никакой реакции на это с его стороны не последовало.
Зная о перлюстрации писем в Советской России, Анна Хейнс сообщала Вилбуру Томасу про первую русскую квакерею:
Графиня Ольга Толстая была принята в квакеры Лондонским годовым собранием – по ее просьбе, устно переданной в Лондон через Грегори Уэлча. Поскольку вчера нам было ясно, что шансы на возвращение Уэлча в Москву никакие, меня попросили передать Ольге Толстой устное уведомление о принятии ее в квакеры: мы полагаем, что письменное подтверждение принятия ее в некое английское Общество в нынешние времена может создать определенные трудности для графини Толстой.
Анна Хейнс получила разрешение снова въехать в Россию 24 ноября 1920 года; 27 числа того же месяца она отправилась в Москву из Ревеля через Петроград. С первого же дня она принялась за дела, которых было невпроворот. Продукты питания, медикаменты и прочие грузы шли из Англии и США морем до Эстонской столицы. Там они перегружались в железнодорожные вагоны, и состав шел до Москвы. В Москве груз размещался на квакерском складе. Уже через месяц после приезда Анны Хейнс Центросоюз выделил двум квакерам складское помещение № 5 на Переведеновке, рядом с железнодорожными путями. После сортировки на складе продукты питания и медикаменты распределялись по многочисленным организациям, с которыми установил контакты Артур Уоттс: так называемым лесным школам, детским больницам, родильным домам, молочным кухням для новорожденных.
Уоттс и Хейнс получали не только квакерские грузы: через них шло распределение грузов Фонда русских детей, Фонда спасения детей и АРА. Работать приходилось в конторке в самом здании склада, но спустя какое-то время офис перенесли в город: он располагался в Наркомпроде, в Верхних торговых рядах (нынешнем ГУМе), в квартире 201 на третьем этаже. Артур и Анна набрали русский штат для работы на складе: люди занимались распаковкой и упаковкой, административной текучкой.
Зарплату русским сотрудникам платили российские власти, но квакеры понимали, что замерзающие и голодные люди не смогут работать с продуктами и гуманитарной помощью (одеждой) «без определенной для нас потери», как деликатно выразилась Анна Хейнс. Поэтому было принято решение о выделении русским сотрудникам некоторого количества продуктов и одежды из того, что поступало в Россию.
Наркомпрод РСФСР подписал соглашение с квакерами, закреплявшее за ними право хранить и распределять продукты питания и медицинские препараты, доставленные в Москву из Соединенных Штатов и Великобритании. Непосредственно распределением занимались советские учреждения, но квакеры имели право на любую инспекцию и проверку того, куда пришли поставки.
Анна Хейнс и Артур Уоттс жили на пересечении улиц Рождественки и Софийки, в гостинице «Савой», которая к тому времени стала общежитием НКИД. Уоттс добирался на работу на велосипеде, а Анна ходила пешком: путь неблизкий. В те дни транспортная проблема в Москве стояла остро: автомобилей почти не было, извозчики были непомерно дороги, а трамвайное сообщение оставалось крайне ненадежным. Поэтому в очередном письме Анна Хейнс давала практический совет на будущее:
Каждый новый работник, приезжающий в Россию, должен привезти с собой какое-то транспортное средство: велосипед, мотоцикл или «Форд». Вполне возможно, что бензин для нас будет бесплатным. Найм автомобиля теперь обойдется в 2000 рублей за милю.
22 декабря 1920 года открылся VIII съезд Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов РСФСР. Артур Уоттс отправился туда, чтобы послушать выступление Ленина. Уоттс писал, что Ленин в своей речи подчеркнул, что большевики должны делать свои программы понятными для крестьян, что коммунисты должны быть популярны в крестьянской среде. Анна Хейнс тоже посетила съезд: ей запомнилось выступление, в котором говорилось о «городах-садах» как идеале для промышленности, удобных для проживания и для работы.
В декабре 1920 года небольшая англо-американская диаспора в Москве вместе с несколькими сотрудниками НКИД организовала рождественский ужин. Среди приглашенных советских чиновников почетным гостем был Нуортева, помощник секретаря НКИД, с которым квакеры продуктивно сотрудничали. Он произнес речь, в которой высоко оценил помощь квакеров, сказав, что они – единственная организация социальной службы, в отношении которой Советская Россия не имеет никаких замечаний в смысле злоупотребления заявленной миссией.
