Наш бухгалтер Ермолай Копылов выступил с речью. Он пожелал счастливого пути Перри Полу, наказав поскорее возвратиться, да не одному, а с сотней тракторов, которыми мы вспашем тысячи десятин. Еще минута, – и Перри Пол подхвачен сильными руками присутствующих, и под крики «ура» он взлетает под потолок: один раз, второй, третий.
К этому периоду работы квакеров в Бузулукском уезде относится весьма интересный документ. Это история, записанная в дневнике одним из первопроходцев английской миссии Томом Коупманом. Он рассказал о походе на молитвенное собрание группы людей, которые, по словам не говорившего по-русски Коупмана, называли себя квакерами. Собрание – как писал Коупман – проходило прямо в здании вокзала Бузулука, участвовало в нем около десяти русских «квакеров» и несколько не говоривших по-русски британских и американских Друзей. Незнание языка вынуждало иностранцев полагаться на русского шофера, который привез английского квакера Алфреда Коттерела. Этот малый, по имени Семен, переводил реплики молившихся как мог. Участница встречи Бьюла Свизинбэнк вспоминала, что десятиминутная проповедь русского была переведена на английский лаконично: «By God we love peace» («Ей Богу, мы любим мир»). После этого с проповедью выступил еще один русский участник молитвенного собрания. Его речь, длившаяся по времени еще дольше предыдущей, в переводе звучала так: «By Jesus Christ, you are right» («Клянусь Иисусом, ты прав»). Британские и американские квакеры с той поры передавали из уст в уста, что где-то в России у них есть тайные братья по вере и что их число велико. Один из сектантов подарил тогда квакерам книгу религиозных гимнов, исполненных на том собрании. Часть текстов из книги перевели в московском офисе квакеров, отметив, что они отличались глубокой духовностью, как писала Бьюла Харлей. Кроме того, таинственные «русские квакеры» передали иностранцам тексты духовных песен, которые они исполнили на совместном собрании. Эти машинописные листы я нашел в архиве Дома Друзей в Лондоне. На них были два стихотворения: одно с рефреном «Приди, все мы братья, дай руку твою», а второе начиналось: «Слушай, слово расцветает, приближается уж час». Автором второго стиха оказалась Ольга Толстая, а первый оказался стихотворением «We are brethren a’» («Все люди братья») шотландского поэта Роберта Николла в переводе А. Плещеева.
Кроме того, мне удалось осуществить небольшое исследование, которое привело к предположению о том, что квакеры, скорее всего, волею случая познакомились с представителями секты «добролюбовцев», сектантов-пацифистов, обитавших в Самарской губернии, чьи молитвенные собрания зачастую проходили в тишине. Как известно, Русская православная церковь к сектам относилась отрицательно, и именно поэтому про добролюбовцев еще в 1916 году сигнализировал Самарской духовной консистории священник-миссионер Михаил Алексеев. В своих доносах в Самарскую епархию он называл их квакерами. В частности, он писал:
На религиозных собраниях квакеров не бывало никаких определенных действий: ни молитвы, ни чтения, ни пения, ни проповедей, а лишь одно благоговейное молчание, прерываемое иногда восторженною речью кого-либо из присутствующих, почувствовавшего на себе особое веянье духа.
И хотя руководитель и основатель секты Александр Михайлович Добролюбов окончательно покинул самарские степи и уехал в 1915 году в Сибирь, добролюбовцы остались. Самоназвание у них было – «братцы». В 1918 году «братцы» организовали две коммуны под Самарой, в селах Алексеевка и Гальковка. В 1919 году они организовали даже свой поселок, который назвали «Всемирное братство». Не исключено, что в 1921 году они покинули голодные края в поисках хлеба насущного и судьба свела их с английскими и американскими квакерами на Бузулукском вокзале.
ГЛАВА 8
От кормления к восстановлению и созиданию. Встречи с большевистскими чиновниками. Религия в безбожном государстве глазами квакеров. Поставка лошадей крестьянам. Бизнес-план Нэнси Бабб и больница, построенная ею в Тоцком.
Жаркие весна и лето 1922 года сказались на посевах. Урожай был неважный, и советские власти по-прежнему опасались голода. В силу этих причин – как это видно из переписки между большевиками и квакерами – коммунистам было важно обеспечить уезд помощью Друзей и на осень 1922-го, и на зиму и весну 1923 года. Очевидно, что квакеры были в целом довольны тем, как складывались отношения с советскими чиновниками и местным населением. Именно желанием квакеров помочь местному населению можно объяснить их стратегический подход к собственной деятельности в будущем. Как справедливо замечает историк Люк Келли, мотивация сотрудников миссии помощи голодающим была не в том, чтобы помочь коммунистической России (хотя были и такие), а в том, чтобы на деле попытаться реализовать квакерскую идею о просвещенном интернациональном гражданстве. Квакеры понимали, что на каком-то этапе крестьяне наконец смогут сами себя кормить. Но важно было не останавливаться на этом, а помочь русским обеспечить свое будущее, реализуя на практике идеал дружбы народов. Квакеры хотели помочь организовать хорошую работу учреждений здравоохранения, помочь с механизацией сельского хозяйства, помочь в деле образования, в том числе и профессионального образования.
Секретарь Квакерского комитета помощи жертвам войны Рут Фрай в ходе своей поездки в Россию в 1923 году встречалась с М. М. Литвиновым, тогдашним заместителем наркома по иностранным делам. Она записала в дневнике:
Я попросила его быть откровенным и ответить мне на вопрос, хотят ли власти, чтобы мы продолжили свою работу помощи. Он сказал, что даже если голод побежден и есть какая-то работа, то квакеры будут первыми (он, кстати, ничего не знал про американских квакеров) востребованными для этого, поскольку [советские] власти всегда доверяли им. Конечно, сказал он, речь идет не о его наркомате, нам следует обсудить это с Каменевой и Калининым. Они должны это обдумать, и каждый из них скажет, ибо – не ему решать. Но Литвинов подчеркнул, что я могу процитировать им его слова о том, что лично он надеется, что мы останемся.
Мы помним, что квакеры не ставили никаких условий перед Москвой о праве на информационную деятельность об Обществе Друзей – на то, что коммунисты называли «религиозной пропагандой». Друзья еще в 1921 году пришли к внутреннему соглашению, что об их вере русские должны в первую очередь судить по делам. Сначала – помощь страдающим людям, а уж потом – если будут вопросы – квакеры могли рассказать о своей вере. Вместе с тем они принципиально не скрывали своих намерений общаться с родственными душами, с братьями и сестрами по вере, и регулярно говорили об этом большевикам. Во время встречи в НКИДе Рут Фрай была откровенна с Литвиновым, подчеркивая, что работа квакеров основывалась на их вере и что они не могли замалчивать этот факт. Она хотела, чтобы ее собеседник понял, что квакеры не останутся в СССР, если им будут затыкать рты, потому что сами они верили в добрую волю и в общение людей разных наций.
В качестве примера общения приведем любопытный эпизод, имевший место в Ташкентском экспрессе, когда Рут Фрай с пятью квакерами ехала из Москвы в Бузулук. Никто из их делегации не говорил по-русски, кроме англичанина Эдварда Боллса, уже проработавшего какое-то время в России. Рут Фрай вспоминала:
