С большим трудом Гарри добивался разрешения на приезд жены с детьми: его как раз отправили по разнарядке в Марийскую республику, на строительство целлюлозно-бумажного комбината «Марбумстрой». Жизнь вполупроголодь, в жутких жилищных условиях, труд по-советски, то есть почти не оплачиваемый, – можно предположить, что семейству Тимбрес ненадолго хватило бы энтузиазма. Построенный в Волжском «Марбумкомбинат» начал работу в 1938 году, но Гарри этого уже не увидел: в 1937‐м он заболел тифом и скоропостижно скончался. Его похоронили там же, в Марийской республике, а Ребекка с детьми уехала домой в США. В своей книге «Мы не просили утопии» Ребекка Тимбрес-Кларк подробно описала жизнь в лесах близ города Волжска. Мне посчастливилось встретиться с почти столетней Ребеккой в доме престарелых в США в 1996 году. Она была слепа, очень плохо слышала, но было понятно (и это подтвердили сестры из обслуживающего персонала), что она обрадовалась гостю из России. Мы долго болтали, а потом я спросил у Ребекки, помнит ли она хоть какое-то русское слово. «Теплушка», – отчетливо произнесла она. Она на ощупь подписала мне свою книгу, и мы обнялись на прощанье.
В апреле 1922 года в Россию приехал английский квакер Александер Уикстид. Он работал в составе квакерской миссии помощи голодающим и, после того как почти все квакеры покинули страну, решил остаться в СССР. Американка Элис Хамилтон, встретившаяся с ним в октябре 1924 года в московском квакерском центре, отзывалась о нем как о большом почитателе Советской России. Элис так передавала его мнение об СССР, которым он делился с вновь приехавшими иностранцами: «Это единственная страна, в которой вы можете жить действительно свободной жизнью». Миссис Хамилтон вспоминала, что, услышавшие эти слова, присутствовавшие буквально опешили: только что Эдвард К. Боллс, тогдашний директор московского офиса, хорошо говоривший по-русски, предупредил их о том, что за каждым будет ходить соглядатай и обо всем увиденном доносить властям; что разговоры даже на английском языке могут представлять серьезную опасность если не для самих иностранцев, то для других, что нужно было оставаться предельно аккуратными и осторожными. Но, как оказалось, у безалаберного Уикстида было свое понимание свободы: «А, вот вы о чем, – ответил он на реплику миссис Хамилтон, – если вы о политике, то это совсем другое дело. Я-то вам говорю, что русский человек настолько открыт и свободен от запретов, что говорить о реальных вещах можно свободнее, чем где бы то ни было. Вот вам пример свободы жизни общества. Если в Англии меня приглашают прийти в гости и отужинать, то я должен об этом не забыть и, хочу я того или нет, прийти вовремя. Здесь же я могу пойти, а могу не пойти, или прийти, когда заблагорассудится. Девять шансов из десяти за то, что приглашавшая меня хозяйка уже забыла, что она меня пригласила, да и еду тут все равно никогда не подают вовремя». Алекс Уикстид преподавал английский язык в московском вузе. Американский журналист Негли Фарсон писал об Уикстиде в своей книге «Путешествие по Кавказу», что каждый год, в мае, когда студенты уходили на каникулы, Алекс собирал все накопленные за зиму деньги, набивал рюкзак провизией и отправлялся на все лето на Кавказ. В Москве англичанин жил в маленькой комнатке в одном из общежитий в рабочем районе столицы, с туалетом в конце длинного коридора. Каморка Уикстида была забита мебелью, вспоминал Фарсон, в центре стола красовался огромный самовар: не говоривший по-русски Уикстид очень стремился выглядеть русским; обрив голову и отрастив бороду, он ходил по Москве в подпоясанной кушаком рубахе и высоких сапогах. В стремлении стать русским Уикстид практически не контактировал с иностранными дипломатами и журналистами, но и русские его своим не считали. Он так и умер в одиночестве летом 1935 года – от хронического бронхита, причем тело обнаружили в его комнатке не сразу. О смерти Александра Уикстида сообщила газета The Scotsman. Алекс Уикстид был одним из тех квакеров, которые предпочли жизнь в Советской России возвращению на запад: здесь ему нравилось все, и он написал об этом в двух своих книгах: «Жизнь при Советах» (Life Under the Soviets, 1928) и «Десять лет в советской Москве» (Ten Years in Soviet Moscow, 1933). Удивительно, что эти книги были изданы на Западе, но на русский их не перевели и советский читатель их не увидел. Можно предположить, что Уикстид, восторгавшийся большевиками, настолько хватил через край с восхвалениями, что даже кремлевская цензура не сочла разумным дразнить советского человека его фантазиями.
В числе квакерских сотрудников, решивших остаться в России, была и англичанка Маргарет Барбер. Она работала в Бузулукском уезде еще в первой миссии в 1916–1918 годах. Любимица местного населения, она лечила людей в Любимовке в 1916‐м, заведуя тамошней больницей. Покинув Бузулук в мае 1918 года, Маргарет Барбер поехала сначала в Москву, а оттуда – в Астрахань, где работала медсестрой в больнице. С большими приключениями – через Константинополь – она добралась до Англии. В 1922 году она снова отправилась в Советскую Россию, теперь уже навсегда. Мисс Барбер приехала в уже знакомую ей Любимовку, где работала сначала в больнице, а потом – в колхозе. Там она вышла замуж за местного учителя. Какое-то время спустя Маргарет Барбер заболела туберкулезом. Ее спасли квакеры. Позднее она вспоминала:
За нами послали лошадей и привезли к квакерам в Сорочинское. Они дали работу моему мужу, а нас с сыном положили в больницу. Уже после этого мы перебрались в санаторий Нэнси Бабб в Тоцком. К концу лета мы набрались сил и полностью выздоровели.
Маргарет с семьей вскоре уехала из этих мест – сначала в Уральск, а потом в Азербайджан. В России Барбер, медсестра и акушерка, получила специальность физиотерапевта. Риченда Скотт писала в своей книге, что в 1961 году Маргарет продолжала работать в СССР – она жила уже на черноморском побережье. Муж ее умер, а сын погиб на фронте – под Сталинградом.
Менее удачно сложилась жизнь англичанина Уильяма Уилдона, тоже оставшегося в СССР. Пацифист, марксист, после многочисленных отсидок в английских тюрьмах за сознательный отказ от участия в войне, он не смог получить работу по специальности у себя на родине. Тогда Уильям – хотя и не был квакером – отправился вместе с Квакерской службой помощи в Бузулук, где помогал русским преодолевать последствия страшного голода. Там он нашел свою любовь, его русскую жену звали Зинаида Иванова. Житель города Бузулука В. Мельников много лет спустя вспоминал:
В 1923 году мистер Вилдон женился на машинистке конторы Зине Ивановой. Исполняя волю родителей невесты, их обвенчали по христианскому обычаю в соборе. Я был приглашен Зиной, и как шафер во время церемонии держал над ее головой венец.
Они стали Вилдонами – так писали фамилию Уильяма советские чиновники. Уилл и Зина Вилдоны переехали из Бузулука в Самару, а потом в Москву, где жили в гостинице для иностранных сотрудников Коминтерна: Уилдон поступил туда на работу переводчиком.
5 октября 1937 года он был арестован, обвинен в шпионаже и подготовке диверсий и приговорен к расстрелу. Вильям Маршалович Вилдон был расстрелян на Рождество 1937 года.
ГЛАВА 11
Отношение квакеров к советской власти. Очарование идеалами коммунизма. Квакеры – полезные идиоты или упорные оптимисты?
