Теперь англо-американское общество друзей перенесло центр своей деятельности в Бузулукский уезд.
Понятно, что симпатии к квакерам со стороны Кремля особенно усилились с лета 1921 года, когда коммунисты осознали масштаб грядущей трагедии голода в Поволжье, а квакеры уже занимались гуманитарной работой, помогая детским учреждениям – в сотрудничестве с Наркомздравом. Тем летом большевики были вынуждены на время оставить традиционные для них подозрительность и враждебность: они впустили в страну около двух десятков иностранных миссий помощи.
А ведь еще накануне голода, летом 1920 года приехавший в Москву на месяц Грегори Уэлч – на помощь уже работавшему с Наркомздравом и Наркомпросом Уоттсу – писал о том, что теперь называют «войной башен Кремля»: в течение всего четырехнедельного пребывания в Москве НКИД неоднократно пытался выдворить англичанина из страны, а в его защиту выступало ГПУ. Такие симпатии со стороны Лубянки можно объяснить тем, что встречавшийся в Москве с многими единомышленниками (например, с толстовцами) Уэлч невольно помогал чекистам, засвечивая свои контакты, которые он сам и не думал скрывать.
Как говорилось выше, Грегори Уэлч, которому Москва в 1920 году не продлила разрешение на пребывание в стране, опасался, что квакерская помощь коммунистической стране может быть не так понята мировым сообществом, да и самим Кремлем:
Артуру Уоттсу все видится в розовом свете, потому что он коммунист, и под его руководством все наши усилия будут истолковываться самими Советами как выражение симпатии советским методам. Артур Уоттс не говорит по-русски, а потому верит всему, что ему говорят, и сам того не видит, что большевики далеко ушли от заявленных идеалов.
Однако позиция Артура Уоттса и его союзников как в Лондоне, так и в Филадельфии стала доминирующей: квакеры не могли оставаться безучастными к страданиям простых людей, христианские принципы не требовали проверять документы, прежде чем протягивать руку помощи попавшим в беду братьям и сестрам.
Последующая работа Друзей в Советской России доказала правильность такого подхода. Квакеры – во многом доверчивые, доброжелательные – тем не менее зорко следили за тем, как распределялись их поставки, куда шли продукты, кто был конечным получателем одежды и пищи. Короче, доверяй, но проверяй. Случаи воровства или неавторизованной раздачи пайков, конечно, имели место. Разбор одного такого происшествия привела Дороти Норт, сотрудница Американской группы ОДК, заведовавшая квакерским постом в Грачевке. Обвинялся председатель местного комитета Помгола, виной которого была раздача квакерских пайков без предварительного обсуждения с квакерами. Уличенный в нарушениях председатель божился: «Отрежьте мне голову, посадите меня в острог на десять лет, а не на три (три года – срок, который ему грозил), если я еще раз когда-нибудь нарушу инструкции квакеров или последую чьему-то, но не квакерскому указанию». Кто-то из местных вполголоса напоминал ему: «Не забудь, у нас Советская Россия, а не квакерская».
Схожую историю описывала и английская медсестра Мюриел Пейн, работавшая в Борском, в 60 километрах от Бузулука. В письме Рут Фрай в Лондон Мюриел писала, что за последние два месяца в шести волостях, находившихся под ее опекой, были арестованы практически полностью все члены двух местных комитетов Помгола
за отвратительное воровство наших продуктов. В третьей волости председатель был арестован и получил срок 5 лет за хищение продуктов и большей части одежды, предназначенных для детского дома. Он произвел наиболее неприятное впечатление из всех, с кем мне доводилось говорить. В двух других волостях пайки продавались по 15 000 рублей для того, чтобы оплатить уездный налог, местные власти просто не выдавали пайки тем, кто не мог их оплатить.
Мюриел Пейн писала, что, если работа квакеров в России будет продолжена, Друзьям следует составить совершенно иное соглашение с советскими властями, сделав его более жестким, чтобы предотвратить злоупотребления, с которыми они столкнулись в Борском.
Другая история жульничества, о которой Мюриел Пейн писала матери в июне 1922 года, – рассказ о том, как она получила из Англии партию просроченной тушенки. Поскольку она увидела, что консервы оказались очень старыми, было решено закопать банки за окраиной села. Вместе с тем Мюриел ранее установила правило, что всякий выданный в квакерском пайке продукт – если он окажется некачественным – будет возмещен в таком же объеме качественным. Некоторые жители Борского обнаружили захоронение просроченной тушенки, откапывали банки и несли их на квакерский склад, требуя замены. Помощник Мюриел Генри Голди довольно быстро понял, что их дурачили: ему пришлось раскопать могильник тушенки и пометить каждую ранее захороненную банку так, чтобы ни у кого больше не было искушения повторить обман.
Коммунисты Бузулукского уезда на местах тоже, случалось, испытывали сильную неприязнь к иностранцам. Как правило, такие случаи были типичными примерами иррационального поведения, основанного на так называемом классовом чутье, смешанном с дремучим пониманием патриотизма. Так, летом 1922 года на смену директору Американской группы ОДК Бьюле Харлей, уезжавшей в США, в Сорочинское прибыл Уолтер Вилдман. Бьюла рассказала ему про натянутые отношения между Американским ОДК и местным коммунистом Коноваловым. Как и многие большевики, тот не верил в добрые намерения американцев вообще и квакеров в частности. Летом, за десять дней до посевной, он сказал Американской группе ОДК, что иностранцам придется заплатить за зерно для сева, которое по соглашению между советскими властями и ОДК выдавалось последним бесплатно… Лишь вмешательство Москвы остановило самоуправство местного коммуниста, вскоре, впрочем, изгнанного из партии.
Нет никаких сомнений, что чекисты следили за всеми иностранными организациями, и квакеры не были исключением. Собственно, и советские полномочные представители Совнаркома РСФСР при иностранных организациях помощи голодающим А. В. Эйдук, а с лета 1922 года К. И. Ландер были сотрудниками ВЧК. Чекистом был и региональный полпред, отвечавший за работу с иностранными организациями помощи в Самарской губернии: Мартын Мартынович Карклин. К слову сказать, двое из них (Эйдук и Карклин) были расстреляны в 1938 году. С Ландером не все понятно: согласно статье в БСЭ, он умер в 1937‐м, выйдя на пенсию и занимаясь литературным творчеством, в то время как некоторые источники свидетельствовали, что в том самом 1937‐м Ландер был расстрелян.
В XX веке появился и широко использовался ошибочно приписываемый Ленину термин «полезные идиоты»: так называли тех, кто наивно считал себя союзником советской страны, полагая, что делает доброе дело, и кого вслепую использовали в своих целях большевики. Можно ли применить этот термин в отношении квакеров? Были ли Друзья полезными идиотами, когда спасали от голода сотни тысяч россиян?
Факт сотрудничества с большевиками вряд ли может быть поставлен квакерам в укор. Для въезда в страну и помощи голодающим нужны разрешения властей, а для получения разрешений с властями неизбежно приходилось договариваться. Из архивных документов видно, что среди Друзей были люди наивные, мало информированные, зачастую видевшие мир черно-белым. И большевики для них были все в белом, в значительной степени потому, что заявленные Лениным цели казались иностранцам вполне справедливыми.
