Не видя никакого проку в голом дереве, рыбак решил хотя бы сделать себе из него новую лодку. Эта лодка бросала вызов течениям и преодолевала самые высокие волны с идеальной устойчивостью. Рыбак назвал ее “Утренняя черепаха”, ибо она унаследовала душу погибшей.
Как-то раз лодка заметила в морских глубинах юную черепаху и мгновенно признала в ней своего сына. Каждое яйцо хранит в себе отблеск памяти о своем происхождении. Хотя “Утренняя черепаха” отложила целую сотню яиц, уцелело лишь одно. Проплыв прямо под лодкой, сын тоже узнал ее, потому что силуэт лодки напоминал гигантскую черепаху.
Найдя друг друга, мать с сыном так обрадовались, что не заметили, как рыбак закинул сеть. Он быстро поймал сына и вытащил его. Лодка обезумела от горя. Едва накатила следующая волна, как она перевернулась. Рыбак вместе с сетью упал в воду, и лодка освободила сына.
Рыбак принял это за случайность. Он доплыл до берега и вернулся с друзьями за лодкой. В ту ночь, лежа на песке, лодка смотрела в море с грустью. Ах, если бы она могла снова уплыть туда, к своему сыну! Но лодки умеют двигаться только в воде, а на суше они беспомощны. И “Утренняя черепаха” принялась молить луну, чтобы та пустила в ход всю свою силу и заставила море подхватить ее.
“Почему я должна тебе помогать? — спросила луна. — Это нарушит мои привычки”.
“Любая мать хочет и обязана присматривать за своими детьми. Если ты поможешь мне выполнить мой долг, природа благословит потомством и тебя”.
В давнюю пору, когда сутки не были разделены на день и ночь, солнце и луна счастливо жили вместе. Но солнце слепило летучих мышей, а деревьям нужен был отдых в темноте. Поэтому они уговорили супругов регулярно расставаться. Понемногу в их брак стало просачиваться взаимное недовольство. Однажды луна очутилась между солнцем и землей. Она напомнила своему мужу о любви, которая связывала их до того, как между ними втиснулась планета. Рассерженный ее дерзостью, муж-солнце стал бить ее. Он и теперь наносит ей удары и разрубает ее на куски.
Слова “Утренней черепахи” пробудили у луны надежду. Перед ней забрезжила возможность счастья. Луна ослепила ночь, показавшись на небе во всем своем великолепии. Море ответило ей бурным приливом. Волны подхватили лодку и вынесли ее на морской простор. На следующую ночь луна отложила тысячу яиц. С течением времени из них вылупились звезды. Они рождаются до сих пор — иногда мы видим, как новая звезда выпадает из своей скорлупы.
Инстинкт помог лодке найти черепаху. Вместе они отправились путешествовать по неизведанным океанам. В дрейфующем, переменчивом мире они оставались неразлучными. Когда на них нападали хищники, лодка прятала сына у себя на борту, ибо самые могучие подводные враги бессильны в сухом мире наверху.
Однажды сын заплыл на самое дно, чтобы поискать пищи в гроте. Из тьмы высунулось щупальце и схватило его. Лодка все это видела. Созданная для передвижения по поверхности, она не могла нырнуть, как ни старалась. Тогда она в один миг заставила себя рассыпаться и опустилась вниз щепками и обломками. Когда осьминог поднес черепаху ко рту, одна щепка вонзилась ему в глаз, другая скользнула в разинутый рот и застряла в глотке. Извиваясь от боли, осьминог выпустил черепаху на свободу.
Вынырнув наверх, сын обнаружил вместо матери только плавающие по воде обломки. Он расплакался. Он начал цепляться за все, что осталось. Его долго носило по воде вместе со всеми кусочками, какие ему удалось ухватить, и наконец он потерял сознание.
Открыв глаза, он обнаружил, что находится на острове. И это было не только новое для него место — он обновился и сам. Его тело превратилось в тело юноши. Рядом с ним спала пожилая женщина. Это была его мать. Он растерялся. По одну сторону от него зеленели джунгли. По другую голубело море. У его кромки стоял человек.
“Кто ты?” — спросил он у человека.
Тот улыбнулся:
“Я твой отец. Я принес сюда тебя и твою мать”.
Именно отец в облике океанского течения увлек лодку в море той лунной ночью и привел мать к сыну. Именно он затянул куски дерева в океанскую глубь, чтобы спасти сына от осьминога. Он охранял их все это время.
И все трое стали жить на острове. А потом, отдохнув, возобновили свои путешествия по разным мирам и стихиям. Порой их можно встретить и теперь — как три волны в море, или три дерева в роще, или трех птиц, летящих по небу…
* * *
Фотограф сидит на стене, подвернув лонги. Его рубашка висит рядом: ее придется носить до вечера, а он из-за полуденного зноя весь в поту. Для тюремной эта ограда что-то низковата, думает он. У него есть время, чтобы как следует оглядеться. Ворота тюрьмы Кхамти пока заперты, но перед ними уже собралось множество людей. Родные, друзья, коллеги, а может быть, и осведомители — все терпеливо ждут на солнце.
Главный редактор партийной газеты велел ему сделать репортаж не о большой тюрьме вроде Обо в Мандалае, а о какой-нибудь маленькой, незаметной. Читателям надо дать понять, что амнистия — событие общегосударственного масштаба.
Он приехал сюда на час раньше срока, рассчитывая выбрать идеальную позицию для работы. Но толпа сорвала его планы. Протиснуться в первые ряды невозможно. Зонтики заслоняют вид. Лучше, чем забраться на дворовую ограду и снимать с высоты, похоже, ничего не придумаешь.
Ворота открываются.
Из них высыпают улыбающиеся лица. Ради этого мига узники долго приводили себя в порядок. Фотограф запечатлевает мужчин в застегнутых рубашках и куртках, мужчин в солнечных очках и с аккуратными прическами. Словно дети, они весело машут руками, кидаясь к своим любимым.
Не отрываясь от видоискателя, он слышит рыдания и приветственные возгласы. Ощущает на языке вкус сладостей, которые переходят из рук в руки. Чувствует сквозящее в объятиях недоверие. Теперь можно не волноваться: кадры будут хорошие.
Он опускает фотоаппарат на грудь и утирает лицо. Рассеянно озирается. Замечает неподалеку какое-то движение. По ту сторону стены, за узенькой дорожкой, стоят двое. Пожилая женщина в новых на вид лонги и рубашке, с цветами в волосах. Ей явно не по себе. Возможно, она не привыкла модно одеваться. А может быть, ей не нравится ее спутник — он моложе и выделяется в море лонги своими западными брюками. Интересно, думает фотограф, почему они ждут снаружи, когда все самое главное происходит внутри?
Один из только что освобожденных выходит на улицу неверными шагами. Оглядывается вокруг. Застывает. И машет им. Его улыбка обнажает свидетельство заключения — дырки на месте выбитых зубов. Спутник женщины машет в ответ. Сама она, похоже, вот-вот лишится сознания.
Они обнимаются, и фотограф видит в глазах ее спутника слезы. Никто не произносит ни слова. Одинаково хрупкие, эти двое приникли друг к другу так, будто никогда не разлучались, будто пуповина связывает их по сей день.
Кто еще это может быть, если не мать и сын?
Долина
