В эти зимние ночи самая теплая комната в доме отдана новобрачным. Бухари
[65] полна угля, пол и стены выстланы коврами, есть и грелки с горячей водой — подарок от индийской армии.
Дети Апо настояли на их браке: нельзя же подавать другим дурной пример! Давным-давно, когда он только пришел сюда, деревенские не хотели, чтобы он остался. “А теперь, когда я не вылезаю из постели, вы заставляете меня жениться!” — возмущался он. Убедить Газалу оказалось еще сложней. Жить с таким человеком трудно. Труднее, чем зимовать в пустыне.
В минуты сознания между фрагментами сна звуки возвращаются. Кто-то едва слышно зовет на помощь.
— Слышишь? — шепчет она в его хорошее ухо.
— Тебя? Да, слышу.
— Нет, не меня. Ягненок жалуется.
— Ягнята блеют. Собаки лают. Птицы щебечут. Я храплю, — говорит он. — Это закон природы.
— Что ягненок делает один на морозе? Может, потерялся?
— Газала, не давай ветру себя обманывать. Демоны притворяются невинными жертвами, чтобы выманивать женщин и утаскивать к себе.
— Я волнуюсь за этого малыша.
— А за меня? Я могу помереть к утру.
— Зачем ты все время говоришь о смерти? Обещал ведь, что не будешь.
Если бы на ее месте был один из внуков, Апо перевернулся бы на другой бок и захрапел снова.
— Подними меня, — говорит он вместо этого. — И дай мне мою палку.
— А если ты поскользнешься? Или простудишься? Снег идет уже три дня, — отвечает она.
— Сначала ты будишь меня своими глупостями. Потом говоришь, чтобы я спал дальше. И что старику делать? О смерти мне говорить нельзя. Тогда зачем ты запрещаешь мне жить?
Ночь снаружи — фантом, плод воображения снега. Стоя вдвоем на пороге, они забывают, ради чего они здесь. В облике снежинок на землю сыплются миллионы возможностей — наискосок, кружась.
Газала выходит из дома. Она бредет сквозь белую амнезию, не оставляя следов. Под светом звезд даже один шаг — тяжкое бремя. Она переносится в детство, когда выбегала на двор в снегопад и танцевала там, к вящему недовольству родителей. Ее пошатывает ветром.
Вдруг она замирает на месте. Это не только прошлое. Оно предшествует ее рождению. Это время, когда дух и ландшафт были едины. Когда тропические ливни мягко ложились наземь снегом, а пустыни принимали облик пыльных смерчей на лунной поверхности. Когда океаны спали в вулканических кратерах маленькими озерцами, убаюканные сказками ветра. Когда свобода не была гнетом, а любовь не ставилась под сомнение. Ибо они суть одно и то же.
Апо следит за ней из двери. Она кажется такой счастливой! Он осторожно ступает на свежий снег. Его трость оскальзывается на льду. Пока руки и ноги Апо рассекают воздух, он хранит молчание. Зимние созвездия над ним творят из старых узоров новые. Под ним нет ничего. Апо свободен и легок, точно перышко.
Чья-то рука бережно обнимает его за талию. Она поднимает его все выше и выше, затем опускает все ниже и ниже. Наконец он оказывается в безопасности на своем крыльце.
Апо обнаруживает, что сидит на пороге. Он не один. Ему составляет компанию призрак, нагой и сгорбленный. Пристроившись на вертикально стоящей трости, он жадно смотрит Апо в лицо. Он выглядит моложе Апо, и в нем есть что-то аристократическое. Он похож на радушного хозяина, потчующего ужином высокого гостя.
— Спасибо тебе, сынок, — говорит ему Апо. — Ты спас умирающего от смерти.
— Свой долг следует исполнять как в жизни, так и по ее окончании.
Апо кивает. Хотя он не может проникнуть в тайны этого человека, ему не хочется быть грубым.
— В первые месяцы после свадьбы моя жена тоже слышала по ночам, как блеет козленок, — говорит призрак.
В Апо просыпается любопытство.
— Ночи после свадьбы — лучшая пора для молодоженов, — говорит он. — Они должны предаваться любовным утехам, а не слушать овец да коз.
Призрак усмехается.
— После стольких лет призрачного существования мне самое время кое в чем признаться, тем более когда передо мной такой почтенный господин, — говорит он. — Мы жили в тропиках — моя жена и я. Под конец дня, полного изнурительных трудов в жарких и влажных джунглях, каждый час отдыха был на вес золота. Но это проклятое существо упорно нарушало тишину посреди ночи… когда я спал глубоким сном, развлекаясь сновидениями… Я подумывал вылезти из постели и отправиться его искать, а когда найду, запустить в него тяжелым ботинком. Еще я подумывал отвести ее к доктору. Почем знать — может, у нее просто звенело в ушах. Но она, покойная миссис Варма… она была такая красавица! Я не смел проявить неделикатность.
Апо смеется.
— В юности это трагедии любви, — говорит он. — А в моем возрасте, сынок, это выглядит сплошной комедией. Человек исполняет сотню цирковых трюков — и все для того, чтобы обнять любимую.
Призрак подхватывает его смех. Потом вдруг резко умолкает.
— Погодите-ка, — говорит он и взбирается по столбику на крышу.
Апо сидит в одиночестве. Ему хочется рассказать Газале, как он избежал смерти ради нее. Когда он высматривает ее в снегу, его подслеповатым глазам представляется удивительная картина.
Каждая снежинка выросла до размеров пушечного ядра, и вместе они полностью затопили его поле зрения. Один миг — и Апо сидит у подножия снежных гор, властвуя над всем горизонтом. Еще миг — и снег начинает таять. Лед уступает место кристально-чистой воде, а звездный свет — солнечной ряби. Апо окружают розовые кораллы на океанском ложе, они колышутся, как летнее поле. Он дивится ржаво-золотому аммониту, парящему у него над головой. Это роговая спираль, могучая, словно рог Архара, божественного барана. Ее усики танцуют, колеблемые течением. Он тянется к аммониту. Тот вспархивает вверх, одновременно увеличиваясь в размерах и становясь все грациознее. Затем облаком уплывает в жидкое небо. Апо растет за ним вслед. И взрывает небесный купол, точно вулканический остров, обретающий жизнь.
Он уже на огнедышащем пике, окруженный изумрудными лесами и индиговыми морями. Прежде он никогда не видел такого чудесного заката. Палитра неба определяет их бытие, их жизнь, даже их взгляд. Он поворачивается к ней. Она заливается румянцем. В блеске заката — тепло утренней зари.
Возня у него на коленях прогоняет видение. Хныканье ягненка достигает его ушей неразборчивым призывом.
— Вот он! — взволнованно объявляет Апо.
— На крыше был, — говорит призрак, стоя в снегу поодаль. И улыбается.
Баюкая младенца-ягненка, Апо смотрит, как призрак исчезает в ночи.
— Видно, из загона выскользнул, — говорит Газала, садясь рядом. — Только родился — и уже норовит сбежать.
— Это мой предок, — отвечает Апо. — Он явился из овчарни моего племени, чтобы приветствовать мою новую супругу.
