Тем не менее, женихи приходили посмотреть на меня довольно часто, особенно в последнее время. Возраст подошёл: ещё немного — и я стала бы старой девой, и тогда плакали бы батюшкины амбициозные планы.
Я всегда вела себя послушно на этих смотринах: подготавливала и надевала нарядное платье, улыбалась, подносила напитки и закуску, вежливо отвечала на вопросы. Несмотря на то, насколько ужасны были эти люди. Один — огромный, как слон. Толстый, потный, с самодовольным лицом и высокомерным взглядом. Другой — злой, как чёрт. Ещё хуже батюшки. Смотрю на него и вижу: не даст он мне жизни. Будет давить и унижать, пока не заболею. Третий — просто омерзительный. Старый и… сама не знаю, откуда у меня это понимание, но он раздевал меня взглядом. Распаковывал, как запечатанный продукт, который он собирается жрать, чавкая, облизывая пальцы и причмокивая. Меня чуть не стошнило прямо на его дорогой костюм, когда он попросил подсесть поближе, чтобы налить ему напиток, а сам положил свою сморщенную старческую лапу мне на коленку…
Я рыдала почти всякий раз после этих смотрин, воображая в своей голове, как стану жить с омерзительным мужчиной, который получит право раздевать меня и лапать своими отвратительными ручищами — и это я ещё не знала толком, что ждёт меня в супружеской постели!
Мама утешала меня, гладя по голове и бормоча, что, мол, стерпится-слюбится, и всё не так страшно, и я выйду замуж за богатого, у которого уже есть другие жёны или появятся в ближайшее время. Что главное — уповать на Господа и его милость, что он всё управит… я не особенно верила ей, видя, как она мучается с папой…
Моя мама — очень добрая и смиренная женщина. Отец не смог больше жениться: финансы не позволили — и мне кажется, он в обиде на неё за то, что она не родила ни одного мальчика. Я вообще не помню, когда в последний раз видела отца довольным — его ничто и никто не в состоянии удовлетворить. Но мама принимает его характер и вечно дурное настроение с бесконечным терпением.
И вот, в один из страшных дней отец объявил за обедом, что дело почти справлено, что тот самый сластолюбивый старик весьма заинтересовался мной, что он готовит выкуп. Я не смогла проглотить ни ложки. Еле дождалась, когда отпустили из-за стола, и бросилась в спальню — молиться. Чтобы Господь отвёл от меня этого человека. Чтобы что-то случилось и свадьба расстроилась. На крайний случай, если ничего нельзя сделать, чтобы я покалечилась. Да что там, лучше умереть, чем оказаться в его лапах…
Но в тот же день вечером отцу позвонили от господина Насгулла, у которого он был в пожизненном долгу, как шепнула мне матушка, и пригласили на беседу. Там и решилась моя судьба. Рассказ Пети
Как только я более-менее освоил язык, то сразу попал к самому главному хозяину — господину Насгуллу, и он принял меня довольно благосклонно, несмотря на то, что вообще белых не жаловал (я уже рассказывал, как в его компании обращались с рабами), расспросил о работе, о моих навыках и возможностях. Я сразу понял, что это человек с ясным и острым разумом: он так вёл разговор, будто препарировал меня, делая разрезы исключительно в нужных местах, с хирургической точностью.
Каким-то шестым чувством я ощутил, что не надо рассказывать ему о тебе. Что он не станет помогать мне в поисках пропавшей невесты — скорее уж сделает всё, чтобы она больше никогда не появилась в моей жизни. Этот человек лишён сентиментальных чувств — считает их слабостью и признаёт лишь холодный расчёт, строгие правила, неуклонное и безжалостное следование цели. И ему были интересны мои возможности в холодных расчётах, а я решил, что займусь твоими поисками, как только мне дадут чуть больше свободы.
Тогда я ещё не знал, что одно чувство у господина Насгулла всё-таки осталось — ненависть — и оно поглотило его с головой.
Поначалу мы с ним просто делали бизнес — вполне законный и не противоречащий никаким моим моральным убеждениям. У меня действительно появилось немного свободного пространства и денег, я стал подбирать всяких-разных подходящих людей: совершенно посторонних, нуждающихся в деньгах и не боящихся попасть в переделку. Отправлял их то в одну часть страны, то в другую. Узнавал, не могла ли ты попасть в иное государство. Меня заверяли, что это исключено, но — тебя не находили.
От имени и фамилии не было совершенно никакого толку. Никто не обращается к рабам так, как их звали на воле. Придумывают свои клички или вообще ограничиваются "Эй, ты!" Меня, вот, например, поначалу нарекли Муфидом.
Время шло, я начал впадать в отчаяние, а мой хозяин — наоборот, в восторг. Ему очень нравилось то, что я делал. Ты знаешь, я владею многими современными инструментами. Точнее, я рассказывал тебе об этом, но слушала ты или нет — не уверен… В общем, здесь такого специалиста, как я, днём с огнём не сыщешь. Поэтому господин Насгулл следующим шагом решил меня женить. Не буду утомлять тебя доводами и угрозами, которые он применял, чтобы добиться своего — скажу результат: я прошёл обряд инициации в его религии и получил в распоряжение живую и настоящую женщину. Супругу. Надию. Это была молодая девушка (на момент нашей свадьбы ей стукнуло всего лишь 19) здешней национальности, из небогатой, но приличной и набожной семьи.
Я бы не сказал, что она красива — только стройна, да ещё, пожалуй глаза — огромные влажные глаза, задумчивые и печальные, как у лани. Я ничего к ней не чувствовал, абсолютно ничего, кроме жалости. Несчастная! Выйти замуж в столь юном возрасте за нелюбимого мужчину старше себя на 10 лет и до конца жизни оставаться его рабыней без надежды когда-нибудь освободиться до того, как чья-либо смерть разлучит их…
НАДИЯ, 5 лет назад
Странно этот белый мужчина смотрит на меня. Как будто виноват предо мной в чём-нибудь. Глупый, смешной европеец! Не зря подруги говорят, что все белые мужчины — чокнутые. Позволяют женщинам управлять собой, слушаются их вместо отца и священника.
Никогда меня не ждала лучшая участь. Отец всю жизнь планировал устроить старшую дочь как можно выгоднее, главным образом для себя. Чтобы получать пожизненные "доходы" с зятя, в том числе материальную помощь и протекцию. Для этого меня и берегли как зеницу ока — я даже с подругами встречалась только под строгим надзором матушки или тетушки Джабиры. Правда, со мной папе не повезло: я не вышла красавицей, как мои младшие сестры, зато была чиста, словно майский бутон. Но богатые женихи не особенно на меня засматривались. Шестнадцатилетняя Лазиза — и то притягивала больше взоров. Ничего удивительного: в детстве я сломала нос, упав во время катания по двору на самокате — и он вырос с горбинкой. Фигурой не вышла. Имела дурной аппетит, и даже когда меня насильно пичкали едой, чтобы хоть немного округлилась, это не шло мне впрок. В итоге — в 19 я выгляжу максимум на 17 из-за своей подростковой, почти мальчишеской худобы. Лучшая подруга Фахрия утверждает, будто у меня красивые глаза, но я не особенно верю, чтобы не разочаровываться потом. Да и сама не вижу в них ничего особенного.
Тем не менее, женихи приходили посмотреть на меня довольно часто, особенно в последнее время. Возраст подошёл: ещё немного — и я стала бы старой девой, и тогда плакали бы батюшкины амбициозные планы.
