На следующий день ко мне явился господин Насгулл собственной персоной, обошёл с неясной мне проверкой все помещения и удалился. А вечером с работы пораньше примчался мой муж — я даже не успела доготовить ему хашламу. Петер был зол и взвинчен, я его ещё таким не видела.
— Господин приходил сюда сегодня? — спросил он таким тоном, как будто я прячу наркотики или ворую детей на органы.
— Д-да.
— Что спрашивал?
— Ничего.
— А что делал?
— Зашёл во все комнаты и осмотрел.
Петер гневно топнул ногой.
— Послушай, Надия, — зашипел он, — я не могу спать с тобой, по причинам, которые с тобой не связаны. По моим внутренним причинам. Но никто не должен этого знать.
— Вы любите другую женщину? — вдруг пронзила меня догадка, а следом за ней в сердце воткнулась отравленная стрела ревности.
— Да. Люблю. Любил. Я не знаю, жива ли она, но не могу…
— Я понимаю… Никто больше не узнает. Я стану каждое утро переносить ваши вещи в свою спальню и перестилать постель в гостевой…
— Нет, так не пойдёт. Насгулл теперь станет следить за мной намного строже. Я буду спать в твоей комнате.
— Но вы же сказали…
— Я буду просто спать, понимаешь?
— А как ещё..? — я глупо захлопала глазами, а уже через секунду залилась краской стыда.
— Ты не знаешь… — потрясённо прошептал муж. — Это невероятно… Господи, что за безумие…
— Я знаю… — попыталась оправдаться я. — И ещё я знаю, что наш обман рано или поздно раскроют, потому что я не стану беременеть.
— Такое бывает, — отмахнулся Петер, — что женщина не может иметь детей.
Меня словно со всей силы ударили бревном в грудь, как при взятии крепости — тараном.
— Вы… хотите, чтобы все думали, будто я бесплодна? — у меня даже не хватило сил, чтобы произнести это в голос.
Муж скривился, как от зубной боли:
— Ох уж мне эти восточные традиции… У нас многие и не переживают из-за такого. А некоторые даже радуются. В Европе женщины вообще не думают о детях до тридцати.
Я согласно покачала головой:
— Я слышала об этом. Это так странно. В нашей стране, если женщина бесплодна, это такое горе для всей семьи… знаете, у нас редко разводятся, но отсутствие детей — уважительная причина для развода. И этой разведённой бесплодной женщине не видать личного счастья. Это ужасный позор.
— Но ведь это дикость! Она же не виновата!
Я пожала плечами:
— Может, и виновата. Господь не наказывает без причины.
Петер протяжно выдохнул и, похожий на сдувшийся шарик, понуро сел на стул.
— Что же мне делать? — спросил он печально. Вроде бы, не меня, но кого же ещё?
— Делайте то, что велит вам долг. А я подстроюсь.
Он вскинул голову и посмотрел на меня.
— Ты мудрая женщина, Надия. Давай ужинать.
Он стал спать со мной в одной постели, и это волновало очень сильно — так, что первые несколько дней я по полночи не могла уснуть. Потом привыкла и подскакивала, только если соприкасались наши ноги и руки под одеялом. Одеяла были отдельные, но всё равно иногда части нас встречались во сне. Меня будто током било от этих соприкосновений с горячим мужским телом, а потом я ещё долго дрожала, как в лихорадке, отчаянно гадая, что же это такое делают супруги в постели, когда "не просто спят". Но постепенно и это стало привычным.
Вообще, мы с Петером привыкали друг к другу. Я не докучала ему с разговорами, принимая участие лишь в беседах, которые он сам инициировал, а чтобы не чувствовать себя совсем одиноко, завела дружбу с одной из наложниц хозяина Ясмин — она часто гуляла в господском саду, и мы непринуждённо болтали, встречаясь там время от времени.
Когда муж был дома, я старалась вести себя незаметно: уходила делать уборку или вышивать в другую часть дома. Готовила только те блюда, которые Петер хвалил, часто пекла немецкие пироги и по его просьбе научилась варить русский борщ. А он стал больше времени проводить дома, особенно на выходных. Читал книги, тыкал в телефоне, иногда рассказывал мне что-нибудь любопытное. Правда, я почти ничего не понимала, потому что мысли, которые он пытался выразить, были слишком сложными для моего неискушённого ума, а языком он владел пока ещё не очень хорошо.
Имела я такую слабость — принимать ванну. Дома мне нечасто это удавалось: матушка и три сестры часто занимали уборную, а отец требовал, чтобы мы экономили воду. Здесь же у меня был неограниченный доступ к ванной, бесконечное количество воды и куча свободного времени. И вот, примерно через месяц семейной жизни произошёл странный случай. Муж был на работе, время раннее — я даже ещё не начинала готовить ужин. Нежилась в ванне с пеной, слушала музыку по радио — как раз пел мой любимый певец. И вдруг я услышала, что кто-то ходит по дому, хлопая дверьми, затем различила голос мужа, зовущий меня, но ответить не успела — зато успела встать из ванны. Хотела по-быстрому завернуться в халат и выскочить, но в этот момент дверь распахнулась, и Петер замер на пороге, увидев меня в чём мать родила, со сползающими по телу вниз островками белой мыльной пены. Я ужасно смутилась и была уверена, что муж моментально отвернётся, а следом сразу выскочит вон, но он просто остолбенел, заворожённо глядя на моё обнажённое тело. И в его глазах было такое необыкновенное выражение, какого я там никогда не видела — а видела в глазах другого человека, того потенциального жениха, старого, но порочного. Конечно, Петер смотрел не так грязно, не так омерзительно. Но в его глазах совершенно точно вспыхнул огонь, которого прежде не было. И этот огонь в его светлых глазах заворожил меня. Так мы и стояли, оба заворожённые, глядя друг на друга, пока я не вспомнила, где нахожусь и в каком виде, и не смутилась, а муж смутился в ответ и поспешно вышел. Вообще-то, Господь не запрещает супругам смотреть на обнажённые тела друг друга, но у нас с Петером такая странная семейная жизнь…
Глава 8.
Прошло несколько месяцев моей странной семейной жизни. Мы с Петером, можно сказать, подружились, если только возможно женщине дружить с мужчиной. Муж утверждал, что можно, что у них в Европе такое случается сплошь и рядом.
Наша близость достигла таких масштабов, что Петер даже перестал стесняться рассказывать мне о сопернице — той, что украла его сердце и исчезла где-то на просторах моей родины. Муж искал её долго и упорно, но абсолютно безуспешно — даже следов не нашёл. Те люди, что похитили его невесту, проворачивали свои дела очень осторожно, с соблюдением строжайшей тайны. Но Петер продолжал хранить верность своей возлюбленной. Это трогало меня и печалило безмерно.
Однажды моя новая подруга Ясмин спросила, не беременна ли я, и, снова наивно не разглядев в этом любопытстве руку хозяина, я честно ответила нет. Гнев господина не заставил себя ждать. Петер пришёл с работы напряженным, нахмуренным и… смущённым.
