— Надия, — сказал он, не глядя на меня, и надолго замолчал. — Послушай… похоже, что нам придётся… хм… стать мужем и женой… по-настоящему.
Хорошо, что я сидела, потому что ноги точно не удержали бы меня в этот момент. Господь всемогущий, я об этом даже не позволяла себе мечтать…
— Время идёт, я не могу найти её… — муж никогда не называл имя своей возлюбленной. — Это не может продолжаться вечно. Если господин узнает, что ты… так и не стала моей, он будет очень разгневан, и я боюсь, что его гнев затронет и тебя, а этого мне хотелось бы меньше всего…
— Вы думаете, — перебила я его, — что я боюсь и не хочу этого? Вы ошибаетесь. Сейчас моё положение намного более двусмысленное, чем если бы наша семейная жизнь проходила как положено.
— Но ведь ты… не любишь меня?
— Из моих подруг и родственниц, сколько я себя помню, ни одна не вышла замуж по любви, но это вовсе не значит, что ни одна из них не счастлива. Вы там в своей… Европе слишком много значения придаёте сентиментальным чувствам.
Я лукавила. Но мне не хотелось признаваться ему в том, что я, на самом деле, очень сильно люблю его. Казалось, что если признаюсь, он воспылает одной лишь жалостью — и тогда не видать мне взаимности во всю оставшуюся жизнь.
Петер очень сильно смущался, входя ко мне в спальню тем вечером. А я ждала. Пока ещё сама не зная, чего, но ждала, с замиранием сердца и содроганием тела. Я тщательно вымылась, натёрлась духами и маслами, распустила волосы. Если у моей внешности и есть какое-то богатство, то это не глаза, а волосы. Длинные, чёрные, шелковистые. Ни разу за всю мою жизнь меня не подстригали. Шевелюра была не слишком длинной — всего лишь до бёдер, но укладывать её в причёску — целое дело. Особенно теперь: раньше-то сестры помогали…
Я прикрыла мягкими волнами прядей своё худощавое обнажённое тело, присела на постель, посмотрела на мужа. Он был в халате, кажется, на голое тело. От этого понимания у меня почему-то темнело в глазах.
— Ты очень красивая, — почти шёпотом пробормотал Петер.
— Я?! — мне показалось, что он издевается, но лишь на секунду: глаза моего мужа не могли лгать, он смотрел на меня с неподдельным восхищением.
— Ты. Моя жена. Красавица, умница, добрая душа.
Я встала, подошла к нему, обняла за талию и прижалась щекой к его груди, замирая от страха. Мне ведь можно… теперь, да? Уже можно?
Сердце Петера билось часто и гулко, он погладил меня по спине, и там, где его горячие пальцы, раздвинув волосы, касались кожи, оставались пылающие следы. Меня словно било током, я вздрагивала и только судорожно выдыхала, забывая вдыхать, пока в груди не закончился воздух. А потом Петер отстранился, провёл слегка трясущейся рукой (кажется, он нервничал не меньше моего) по груди, освобождая её от водопада волос, наклонился и захватил губами сосок. Я вскрикнула, потому что ощущение было настолько острым… Я не испытывала раньше ничего подобного.
Петер обхватил меня двумя руками за талию, приподнял над полом и понёс в кровать. Что он там со мной вытворял, я даже в самых смелых фантазиях не могла себе представить. Гладил всей ладонью — везде-везде, не пропуская ни сантиметра, ни одного стыдного места. Некоторые я прятала даже от сестёр, только мама их видела — и то, в далёком детстве, а тут — мужчина!.. трогает!.. Мне было трудно удерживаться от того, чтобы вскрикивать и выгибаться дугой. А что я при этом чувствовала, вообще не возьмусь описать словами.
После нежных поглаживаний ладонью Петер вдруг принялся тонко, щекотно водить пальцами, и это выворачивало меня наизнанку почище предыдущей ласки. Муж смотрел на меня с пламенем в глазах, ожиданием, удовлетворением… кажется, ему нравилось, что я так реагирую. Кажется, ему нравилось мучить меня. Потому что я мучилась в неясном для меня предвкушении чего-то большего, чего-то настолько приятного и всепоглощающего, после которого я смогу уже не томиться этой иссушающей смутной тревогой…
Петер целовал меня… всюду, даже в такие места, что, не завещай Господь женщинам слушаться мужа во всём, я бы не позволила. Это же… нечисто. Нет, конечно, я очень тщательно вымылась… везде, но всё равно… это слишком. А Петеру нравилось. Он довёл меня до полного исступления, а потом навалился сверху всем телом — даже странно, насколько приятно может быть, когда тебя с такой силой придавливают к кровати…
Глава 9.
То, что случилось дальше, было похоже на настоящее безумие. Такая невероятная смесь боли и наслаждения, что я на самом деле теряла связь с реальностью. Источник обоих ощущений — к слову, оглушающе сильных — находился в одном месте: в центре моего тела, там, где начинаются ноги. Теперь я наконец поняла, что это было за смутное томление, которое я ощущала, когда Петер обнимал меня (такое редко, но случалось) или смотрел этим загадочным темнеющим взглядом. Вот чего мне, оказывается, хотелось. Удивительно, что тело может испытывать подобные желания в обход сознания. Но вот сейчас, несмотря на боль, я почувствовала себя полной. Завершённой. В нужное время в нужном месте. Моё тонкое хрупкое тело, если можно так выразиться, пело от счастья, лежа распластанным под большим и тяжёлым телом супруга, и даже минорные ноты боли в этой песне не были лишними — они оттеняли удовольствие, захлёстывавшее меня с головой.
Через некоторое время Петер стал двигаться судорожнее, резче, плотнее прижался ко мне там. И это усилило одновременно удовольствие и боль… а потом он замер, затих, лишь тяжело дыша в мою шею. Незаметно протекло несколько минут — или часов, мне трудно сказать точнее. Я наслаждалась этой близостью с мужем, прислушивалась к тому, как бьётся его сердце — словно в моей груди, — блаженно наполняла лёгкие его запахом. Настолько полно, насколько позволяли эти крепкие объятия.
— Больно было? — с сочувствием спросил Петер, наконец отдышавшись, приподнявшись на локтях и заглянув мне в глаза.
Он смотрел на меня с такой нежностью, что я не верила своим глазам и просто задыхалась от счастья. Промямлила:
— Немножко.
Побоялась соврать, вдруг он сам знает.
— Это только в первый раз, — пообещал муж, чем очень меня удивил.
— А потом?
— А потом… приятно будет. Ну, я надеюсь, что у меня получится… сделать тебе приятно…
— Сейчас мне тоже было приятно, хоть и больно.
Он улыбнулся снисходительно, словно в ответ на глупость, сказанную маленьким ребёнком. Пробормотал:
— Ну вот и хорошо, — и встал с постели.
Я тоже подскочила следом, стала судорожно искать одежду и тут увидела красные пятна на простыни. Изумлённо спросила у мужа:
— Так это… оттуда… кровь?
Он кивнул, прикусывая губы, чтобы не улыбаться, и ушёл в ванную.
Я поменяла постельное бельё, потом сама вымылась, облачилась в ночную сорочку и легла на кровать. Петер уже ждал меня там. Я собиралась, как обычно, укрыться своим одеялом и, отвернувшись от мужа, сделать вид, что уснула. Конечно, было ясно, как день, что после такого потрясения засыпать я буду долго, бесконечно прокручивая в голове воспоминания о том, что сейчас произошло. Но тут Петер вдруг приподнял рукой край своего одеяла в приглашающем жесте, и я, робко улыбнувшись, подползла к нему под бок. Меня обняли сильные мужские руки, я удобно уложила голову так, что шея оказалась на его плече, и внезапно очень быстро провалилась в небытие.
