Утро было волшебным, словно сон, навеянный джинном. Проснувшись, я обнаружила себя в объятиях мужа, а стоило мне пошевелиться, как он открыл глаза и ласково поцеловал меня в разные части лица и шеи. Моё сердце пело, я прикрывала глаза и прикусывала щёки, чтобы не улыбаться так уж счастливо, чтобы не пугать Петера своим излишним восторгом.
— Тебе правда кажется, что я красивая? — спросила я у мужа, задумчиво глядя в зеркало, когда мы уже встали с кровати.
— Нет, — небрежно бросил он, безжалостно разбив мне сердце, а потом тут же склеил его так, что даже трещин не осталось: — Мне не кажется, это так и есть. Ты очень красивая. Женственная. Сексуальная.
Я вспыхнула, как соломинка от пожара, и закрыла лицо руками. Значение последнего слова понималось довольно смутно, но достаточно, чтобы смутиться. Петер подошёл ко мне, убрал мои руки от лица и нежно провёл тёплыми пальцами по щеке.
— С чего ты взяла, что ты некрасива? Кто тебе это внушил?
— Я худая, как палка! — начала с самого главного.
— Просто стройная, — возразил муж. — До худобы фотомоделей тебе далеко, а ведь многие считают их эталоном красоты!
— Лицо невыразительное.
— Чушь какая! Никогда не видел более выразительных глаз, чем у тебя. А глаза — это главное. Это зеркало души. И душа у тебя… добрая, чистая, прекрасная.
Ужасно, ужасно хотелось спросить, неужели мои глаза более выразительные, чем у его бывшей невесты?! Но я понимала, что нельзя.
— У меня нос с горбинкой! — выдала я наконец самое сокровенное, чего стеснялась больше всего.
— Ну и что? Да это же ерунда, пустяк. Он тебя совсем не портит, даже придаёт изюминку. Надия, ты нравишься своему мужу, очень сильно. Любые другие мнения не должны тебя волновать. Ни мамы, ни подруг, ни врагов. Понятно?
Я кивнула, обняла его за шею, прижалась к широкой груди.
— Но даже не это главное, — сказал он мягко, поглаживая меня по голове. — Ты удивительный человек, Надия, и ещё более удивительная женщина. Я таких никогда не встречал.
— Что ты имеешь в виду? — встрепенулась я.
— Ты относилась к моим поискам прежней невесты с таким пониманием, спокойствием и терпением, будто я тебе безразличен, но заботилась обо мне так, словно любишь меня. Обычно у людей всё происходит с точностью до наоборот.
Я пропустила часть его речи, уловив одно: он знает, что я его люблю! О, Господь, не позволяй ему жалеть меня! — думала я. Смешная, наивная, неопытная Надия. У меня не было совершенно никакого представления о том, как ведёт себя влюблённый мужчина. Но муж скоро восполнил этот пробел в моём воспитании.
Глава 10.
Поначалу некоторое время Петер ещё вздыхал по утраченной чести из-за того, что не смог даже увидеть свою бывшую невесту и поговорить с ней, честно объявив, что теперь станет мужем другой женщины. Но что здесь можно сделать? — успокаивала его и себя я. Она пропала, а он ведь не обязан ждать вестей от неё всю оставшуюся жизнь. Прошло катастрофическое количество времени, полтора года — даже траур по близким родственникам столько не длится. Я уверяла мужа, что если только та девушка не погибла, то с нею должно быть всё хорошо. Возможно, она попала в дом милостивого господина, который заботится о ней, насколько это уместно, и вполне вероятно, что её даже выдали замуж за какого-то приличного человека. Для женщины-рабыни найти тихий приют намного проще, чем для мужчины-раба, а ведь даже Петеру это удалось. Я тогда не знала, что в той далёкой северной стране, из которой муж был родом, девушки не хранят целомудрие до свадьбы, и потому легко допускала, что она замужем за кем-нибудь. А Петеру было невдомёк, что эти две вещи так строго связаны между собой на моей родине.
Муж стал приходить с работы пораньше, а выходные целиком проводил дома. Я готовила его любимые блюда, делала ему массаж стоп, служила ему душой и телом. То, что происходило между нами в спальне по ночам, вообще не поддаётся никакому описанию. Уже на второй раз было совсем не так больно, а на третий или четвёртый неприятные ощущения и вовсе сошли на нет. А вот удовольствие росло. И чем нежнее, внимательнее, ласковее вёл себя Петер, тем больше наслаждения я получала от нашего тайного занятия. Он научил меня таким вещам, которые прежде даже в голову не могли мне прийти. Заставил отказаться от многих убеждений о том, что чисто, а что нет. И я умирала от блаженства в его руках, а через пару месяцев вдруг обнаружила, что уже ношу ребёнка. Долго не могла сказать мужу, потому что была просто не в состоянии подобрать слова. Такое счастье разрывало мне грудь, что та отказывалась производить звуки на эту тему. Смешно: сколько я знаю бесплодных женщин? Лично — ни одной. Но тот наш разговор с Петером об обычности такой ситуации произвёл на меня очень тягостное впечатление, так что теперь было ощущение, будто я чудом избежала страшной участи. Я беременна. От любимого мужа. Разве может быть что-то прекраснее, чем это?
Когда живот стал заметен, господин Насгулл выделил служанку мне в помощь. Он, вообще, отчего-то очень ратовал за наше с Петером семейное благополучие и был со мною благодушен и добр, несмотря на всю его суровость, о которой в доме среди слуг и наложниц ходили легенды.
Первенца я родила легко. Мы назвали его Рауфом. Он был крошечным, черноволосым, но со светлыми глазками, почти как у папы, и это радовало меня безмерно. Моя служанка Юмна, с которой мы очень сдружились, сильно помогала мне по хозяйству. Я могла наслаждаться своим материнством, практически ни на что не отвлекаясь. Успевала и высыпаться, и ухаживать за собой, и даже принимать ванну. Беременность и грудное вскармливание хорошо повлияли на мою фигуру: округлились бока и бёдра, значительно выросла грудь. Кажется, со временем я нравилась мужу всё больше и больше, и когда Рауфу не было ещё и года, я уже вновь была беременна. С гордостью и счастливым блеском в глазах сообщила я об этом Петеру — а он почему-то обеспокоился.
— Разве твоему организму не нужен отдых? — спросил он с озабоченным выражением лица.
Я отчаянно замотала головой, так что косы взлетели в воздух и стали шлёпать меня по бокам. На глазах накипали глупые слёзы. Мне казалось, что муж больше не хочет детей от меня, но увидев, как я расстроена этим, он отвёл меня в спальню и доступно объяснил, что по-прежнему любит и желает, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Просто европейские врачи убедили там всех, будто бы нельзя рожать одного ребёнка за другим — нужно отдыхать, иначе тело "износится". Я посмеялась над таким утверждением и заявила, что счастья много не бывает и что я от детей становлюсь только здоровее и радостнее.
Однако на вторых родах мой организм в самом деле дал какой-то сбой. Всё закончилось благополучно и без больших потерь, но доктор посоветовал мне не беременеть как минимум три года. Тогда я впервые узнала о предохранении.
Второй наш малыш — Марзук — получился больше похожим на меня. Большие карие глаза, длинные чёрные ресницы — его взгляд умилял меня безмерно.
