Уснуть я, разумеется, не могла. Мало того, что проспала до обеда — ещё такие нервы… Поэтому я лежала в руках своего господина тихо, глядя в темноту, пока не поняла по его дыханию, что он крепко уснул, и отправилась в душ. А когда вернулась, то телефон мигал сообщением от неизвестного абонента:
"Слышал, ты интересуешься прошлым родителей мужа. Я могу много чего рассказать о них. Приходи в полночь в сад во внутреннем дворике. Р. Н."
Я схватилась за голову и сердце одновременно. Нет-нет-нет, я не пойду туда, ни за что. Ведь не пойду, правда? Наплевать на тайны моей покойной свекрови, потому что муж напрямую запретил мне покидать пределы нашей спальни этой ночью. Это просто ловушка. Даже если Рустам действительно знает что-то об отношениях родителей Терджана, ему нет никакого смысла рассказывать мне о них. Единственная его цель — разрушить нашу большую и дружную семью. Он ненавидит своего брата и меня и просто хочет поссорить нас.
Я взглянула на часы — половина двенадцатого. Глубоко вдохнула и выдохнула. Надела ночную сорочку. Нет, я совершенно точно не поддамся на эту дурацкую провокацию! Чтобы укрепить своё и без того твёрдое намерение, ответила на незнакомый номер:
"Я не приду, и не надейся. Я не попадусь на твою удочку, мерзкий обманщик и предатель!"
"Придержи язык, женщина! Кого ты называешь предателем?!"
Глава 19
"То, как ты вёл себя со мной прошлой ночью, не лезет ни в какие рамки приличий! Насколько бы белой, красной или оранжевой я не была, это не даёт тебе права хватать меня руками. Я жена твоего брата, верна ему и такой же буду оставаться впредь!"
"Именно в этом я и хотел убедиться вчера ночью. Теперь мне ясно, что ты достойная женщина и тебе можно доверить тайну".
"Тогда доверь мне её днём".
"Днём она перестанет быть тайной. Будто ты не знаешь, как прослушивается и просматривается весь дом тайными и явными агентами Зойры".
"У меня нет секретов от Зойры".
"Именно об этом ей лучше не знать".
"Она всё равно узнает о нашей встрече, как узнала о вчерашней".
"Предоставь это мне. Никто не узнает, если только ты сама не станешь кричать".
"Я не могу. Муж запретил мне, и если он, как вчера, увидит нас — перестанет доверять".
"Тебе нужно капнуть ему в рот снотворное. Всего одну каплю, я оставлю бутылёк под твоей дверью".
Я мысленно рассмеялась. Ну конечно! Я возьму неведомую химию из рук нашего злейшего врага и вылью в рот мужу! Я же вчера родилась… Телефон снова мигнул:
"Хорошо, если тебе не интересно, кем была твоя свекровь, оставлю свои тайны при себе".
"Лучше сообщи их своему брату".
"Ему тоже лучше об этом не знать".
Я стиснула зубы и едва не застонала. Да что же это такое?! А потом меня вдруг осенило: как я проверю его слова? Никак. Он может наговорить мне любых гнусных выдумок: что мать Терджана была проституткой, наркоманкой или ещё что-нибудь в этом роде, а у меня нет никакого другого достоверного источника информации, кроме дневника пани Беаты (и то, пока неизвестно, была ли она той, кем я предполагаю).
"Откуда мне знать, что ты не соврёшь?" — зачем-то решила я поделиться с шурином своими сомнениями.
"У меня есть документ".
Моё сердце радостно и одновременно тревожно трепыхнулось.
"Какой?"
"Письма отца. Я знаю, ты нашла дневник его наложницы. Будет, с чем сравнить детали".
Некоторое время я сидела молча и, кажется, даже не дышала. Возможно, он врёт, и нет никаких писем. Вообще, какие могут быть письма? Кому? Возлюбленной, на языке, которого она не знает? Или третьему лицу, о ней? Смешно. Я никак не могла себе представить, что такой человек, как Джадир Насгулл стал бы рассказывать о своих сентиментальных чувствах кому-либо. Но если всё-таки письма существовали, то прочесть их мне хотелось бы до умопомрачения. Что думал и чувствовал этот "черный страшный человек", глядя на непокорную 18-летнюю девушку, взиравшую на него с ужасом, но не утратившую при этом свою гордость…
Рустам, похоже, понял, что я сомневаюсь в подлинности его "документа", и прислал мне фото одной страницы, исписанной суровым, размашистым мужским почерком. Сердце скакнуло в горле, потому что текст начинался со слов:
"Ты никогда не прочтёшь это письмо, но я больше не могу оставаться со своими мыслями наедине — они разрывают меня на части и сводят с ума…"
Рустам добавил от себя:
"Таких страниц у меня очень много. Как будешь готова к встрече, просто напиши мне…"
Я вся передёрнулась, представив, что вновь окажусь лицом к лицу с этим ужасным человеком, но следом жадно припала к письму покойного свёкра — благо, переводить его было не нужно, кроме редких отдельных слов. Я уже достаточно бегло читала на языке мужа.
Письмо Джадира Насгулла к своей возлюбленной
"… Милая моя Амиля (я вспомнила, что так назвала Беату Хафиза), одному Господу известно, как сильно мне хотелось бы выразить всё, что я чувствую к тебе, но, увы, в моём распоряжении весьма скудный запас английских слов, с помощью которых у меня выходит только простое и банальное "Поцелуй меня" или "Я скучаю по тебе". Может быть, когда-нибудь, через много лет, ты сможешь прочесть это письмо и умилиться тому, как такой пугающий тебя человек мог испытывать такие сентиментальные чувства. Я бы хотел в это верить. Меня радует мысль, что ты через много лет будешь рядом. Конечно, я был бы рад вдвойне, если бы ты выбрала такую судьбу сама, а не потому, что я удерживаю тебя своей волей. Но пока мне не хватает духу предложить тебе подобный выбор.
Признаюсь честно, ты привлекла меня поначалу исключительно своими физическими данными. Я был сражён твоей молодостью и необычной красотой в самую первую нашу встречу, но видел, как далека ты от симпатии ко мне. Не было в тебе и покорности, как в других женщинах, попавших ко мне не по своей воле. Больше всего ты была похожа на воробушка, нахохленного, злого и настроенного по-боевому: или свобода, или смерть. А я никогда в жизни не насиловал женщин. Конечно, в мою спальню порой попадали девушки, не пылавшие желанием оказаться со мной в одной постели, но почти никто из них не выражал активно эту позицию (а тех, кто выражал, я отпускал, как и тебя). Как я понимаю, те пассивные страдалицы думали, что их станут наказывать физически за неповиновение или даже казнить, и предпочитали терпеть. Ты же не собиралась обменивать свою честь на безопасность, и это достойно уважения.
Честно говоря, отправив тебя в качестве служанки в дальнее поместье, я совершенно забыл о тебе, но ты напомнила мне о себе весьма необычным способом. Я никогда раньше не слышал такого красивого пения…"
На этом первая страница письма обрывалась, и я буквально схватилась за голову в сильнейшем волнении. Всё сходится, это письмо выглядит очень правдоподобным, но мне по-прежнему нельзя покидать нашу с Терджаном спальню…
