— Да, вполне. Особенно когда есть время, настроение и интересные продукты. Но и экстренная кухня мне не чужда. Макароны с сосисками, яичница и магазинные пельмени.
Пришлось потратить немало времени, чтобы объяснить ему, что это такое. Сосиски, кстати, тоже обнаружились в пакете, но я не рекомендовала своему религиозному другу пробовать их, так как там, скорее всего, присутствовали свиные субпродукты.
— Я знаю, отчего такая разница в отношении к этой скотине у наших стран, — заметил Терджан. — Это сложилось исторически и связано с нашими природными условиями — так утверждает наука. У нас свинья действительно нечистое животное, переносящее заразу. По крайней мере, так было раньше.
Я отпила немного кваса. Странно, мне казалось, что я слегка пьянею от него: кружилась голова, я чувствовала странную легкость.
— А как ты находишь мою религию? Ты так много прочитал ее священных текстов…
— В них много общего с моей. Особенно в Ветхом Завете. Принципы, нравственные устои, законы. Иисус, правда, внес значительную лепту в это учение. Идеал христианской жизни — это монашество. "Оставьте дом свой и своих родных — и следуйте за мной", "Не заботьтесь о хлебе, будьте как птички", "Возлюби Господа своего и ему одному служи" — и так далее. Меня не так воспитывали. Я должен заботиться о других людях, потому что я сильный. Если я уйду странствовать во славу Божию, кто их защитит?
— Бог? — осторожно предположила я.
— Бог и послал им меня на защиту.
Я пожала плечами: все это слишком сложно для меня. Терджан вдруг взял меня за ладошку своей большой горячей рукой, мягко сжал ее.
— Позволь мне заботиться и о тебе тоже.
— В каком смысле? — испуганно прошептала я, пытаясь отнять у него ладошку, но он не отпускал.
— Ты знаешь, в каком. Доверься мне и Богу. Он знает, как лучше.
— Ты хочешь, чтобы я приняла твою религию и осталась здесь насовсем…
— Так будет лучше для тебя!
— И выйти замуж… здесь…
На его скулах проступил темный румянец. Ноздри его раздувались, губы подрагивали.
— Да, — выдохнул он. — Я предоставлю тебе самого лучшего мужа, какого только можно найти на этом свете. Он будет любить тебя, заботиться о тебе и ничего не требовать взамен.
— А как же постель? И дети?
— Ты не хочешь детей?
— Я не смогу лечь в постель с нелюбимым человеком.
— Думаю, что его вполне возможно полюбить.
— Так у тебя уже есть кто-то на примете?
Тут он особенно сильно сжал мои пальцы, я сдавленно пискнула и все-таки выдернула их из его железных тисков.
— Прости, — хрипло прошептал Терджан. — Я не хотел сделать тебе больно.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Да. Есть кое-кто. Я еще не совсем уверен…
— Терджан, ну что за бред?! Браки так не заключаются, по крайней мере, в цивилизованных странах, и уж точно не мой брак… Я не пойду замуж за человека, которого не знаю. Который принадлежит к чужой стране, религии, культуре… Мы с ним не сможем договориться, это… утопия.
— А я? — вдруг порывисто бросил он, темнея лицом еще гуще. — За меня ты смогла бы выйти?
— Нет.
— Почему?
— Потому что ты женат.
— А если бы я не был женат?
— К чему эти игры с воображением? Ты женат, и точка.
Мужчина раскипятился:
— Да не обо мне ведь речь, глупая ты женщина! Мы же говорим о том, смогла бы ты выйти за гражданина моей страны или нет!
— Нет. Терджан, успокойся, пожалуйста. Нет, я не смогла бы. Это невозможно. У меня есть жених. Я еще не рассталась с надеждой встретиться с ним. Но даже если он мертв, я не смогу вступить в брак с одним из вас. Я так чувствую. Не смогу. Ну сам подумай, мы будем ссориться по каждому поводу. А я страсть как не люблю ссориться — это для меня настоящая боль. И что это будет за семейная жизнь?
— Я думаю, ты все усложняешь и сгущаешь краски. Всегда можно договориться.
— Нет. Прости, но если мне суждено прожить здесь всю оставшуюся жизнь, то я лучше проживу ее старой девой.
Терджан ударил ладонью по столу так сильно, что моя левая рука подлетела вверх и ударилась о металлическую заклепку браслета. Я ойкнула и осторожно потерла это место пальцем. Терджан нахмурился, взял мое запястье и стал внимательно рассматривать, осторожно покручивая кожаный ремешок. Кивнул сам себе и положил руку обратно на стол. Я пошла проверить картошку — та оказалась готовой.
Терджан достал из холодильника говяжий балык, овощи, соус. Ели мы в полной тишине. Я знала, что он недоволен, но ничем не могла ему помочь, и потому сочла себя невиновной в его дурном настроении.
После этого позднего ужина мы немного прибрали, и Терджан проводил меня до двери в комнату, а там крепко обнял. Значит, не так уж и сердится. Наверное, думает, что мою убежденность можно сломить. Наивный!
— Завтра утром поедем кое-куда, — сказал он мне на ушко. — Не спи долго и надень что-нибудь удобное. — А потом вдохнул запах моих волос, отпустил и стремительно умчался прочь по коридору.
Не про него речь, как же, все понятно, господин ближайший советник… Я присела на кровать и закрыла лицо руками. Хотела попросить всех богов на свете, чтобы они помогли моему другу взять себя в руки и не разрушать свою семью ради… непонятно чего. Я ведь даже не давала ему надежду на взаимность — старалась не давать… Но то ли мое лицо, то ли руки благоухали этим его пряным ароматом, и я мгновенно повалилась на постель, смеясь и плача вперемежку и вдыхая, вдыхая, вдыхая этот восхитительный терпкий запах до потемнения в глазах. Да что же это со мной?! Ну не дура ведь, нормально соображаю, все понимаю и просчитываю. А не могу отнять рук от лица, как наркоманка какая-то. Нет, животное!
Разозлившись на саму себя, я побежала в ванную, натерла руки и лицо с мылом, а потом обильно полила водой. Пряный аромат исчез — его место занял нестерпимо приторный запах тропических цветов. Постояв с минуту, напряженно рассматривая себя в зеркале над раковиной, я не торопясь вытерла раскрасневшееся мокрое лицо полотенцем, пошла в комнату, достала из тумбочки его письма и принялась судорожно их нюхать. Так и уснула с ними в обнимку.
Глава 15
Утром меня разбудило пение птиц, слышное даже через наглухо запаянное окно. Яркое солнце, проходя сквозь стекло, роняло на пол и стену разноцветные зайчики. Одно письмо лежало прямо под моей щекой, безобразно смятое, другое — на полу, третье я обнаружила в складках ночной сорочки, когда уже поднялась. Я принялась обнюхивать и спешно разглаживать их в испуге, что лишусь таких дорогих мне фетишей по собственной глупости. Я не смогу стать близким человеком ни одному из местных мужчин, в том числе и Терджану, и, вполне вероятно, не смогу вернуться на родину, но возможность хотя бы вообразить контакт с теплым и сильным человеком грела мне душу — вот почему я так привязалась к этим трем клочкам бумаги. Как герой фильма "Изгой" — к своему волейбольному мячу Уилсону.
