Сердце отозвалось гулким ударом на это его "моя девочка", но потом мгновенно похолодело из-за пренебрежительных высказываний о своих же согражданах. Терджан, кажется, заметил это:
— Ты невероятно чувствительна. Но они — нет. Тебе кажется, что когда я грубо разговариваю с ними, то они чувствуют то же самое, что чувствовала бы ты, если бы я так же разговаривал с тобой. Это неверно. Могу с вероятностью почти 99,9 % сказать, что они вообще ничего не чувствуют ни к тебе, ни ко мне.
Я не стала спорить: в самом деле, откуда мне знать, что думают эти люди? Наши миры почти никогда не пересекаются, я и представить не могу, что творится у них в голове.
Глава 16
Мы передвигались по пустынной местности, усыпанной песком и камнями. Тут и там торчали пучки сухой колючей травы — и все. Ни одного деревца, ни одного животного. Совершенно мертвый пейзаж. Верблюды привезли нас в небольшой оазис — после однообразной пустыни выглядел он волшебно: пышная тропическая растительность, журчание воды, пение птиц… Словно в саду, там были проложены мощенные брусчаткой дорожки — одна из них привела нас с моим спутником в тенистую беседку, сооруженную из металлического каркаса и широких белых полотен красивой мягкой ткани. Там был сервирован легкий стол: фрукты, выпечка, напитки.
— Хочешь чего-нибудь? — спросил Терджан, обходя столик кругом и усаживаясь рядом с ним на подушки.
— Да, просто умираю от жажды, — честно призналась я.
Эта поездка, кажется, вытянула из меня все соки: по ногам и спине текли ручейки, мне было ужасно неловко перед моим другом за свою "водянистость" — это ведь так неизящно.
Здесь, в оазисе, жара была не такой сильной, как в пустыне. В воздухе чувствовалась прохлада.
— Как тебе поездка на верблюде? — поинтересовался Терджан, наливая мне в современный граненый бокал какую-то цветную жидкость из старинного или стилизованного под старинный медного кувшина.
— Очень интересно, — кивнула я, принимая бокал из его рук. От прикосновения крупных горячих пальцев по телу побежали мурашки.
— В самом деле? — иронически приподнял брови мужчина. — И что именно показалось тебе интересным? Песочные барханы или засохшие кактусы?
— Верблюд, — ответила я, не желая признавать свою неискренность. — Я никогда раньше не каталась на верблюде. Вся эта конструкция на его горбах — очень необычная. А еще этот оазис. Как ты понимаешь, в оазисах я тоже раньше не бывала. Удивительное явление природы…
— Принято, — улыбнулся Терджан. — Ты не устала от жары? Можем вернуться обратно на автомобиле с кондиционером.
Мне действительно было тяжеловато из-за духоты, но я почему-то постеснялась в этом признаться и покачала головой:
— Это слишком скучно, уж колорит так колорит…
Мужчина снисходительно усмехнулся, но кивнул. Мы посидели еще немного, я вдоволь насладилась местными необычными напитками — некоторые были приторно сладкими, другие непривычно терпкими, третьи — слегка острыми. Потом Терджан почистил для меня несколько тропических фруктов, каких я раньше никогда не пробовала в своей жизни. Почему-то я никак не могла оторвать взгляда от его крупных пальцев, по которым то и дело струйками стекал сок и капал на стол. Мне казалось, что я слегка опьянела от здешних напитков: немного кружилась голова, и все тело стало как бы ватным. Когда Терджан заявил, что пора трогаться в обратный путь, встал и протянул мне руку, то я поднялась не без труда — ему даже пришлось поддержать меня за талию.
— Ты уверена, что хочешь сесть на верблюда? — нахмурился мужчина.
— Да, конечно… — я встряхнулась и попыталась изобразить бодрость.
Но все это было напрасно: мы не проехали и половины пути, как яркий солнечный свет, отражающийся от песочных барханов, начал меркнуть в моих глазах. Темнота быстро и неотвратимо наползала на мое сознание, и скоро оно совсем отключилось.
Следующее, что я помню — сильные, крепкие, но бережные объятия моего друга. Его умопомрачительный запах, ощущение прикосновения сухой загорелой кожи, легкое щекотание его волос… Моя голова лежала у него на плече, а лоб упирался в шею — и короткая борода пришлась как раз к носу и губам. Мы с ним мерно покачивались на верблюжьей спине.
— Что со мной? — хрипло спросила я, когда смогла разлепить губы.
— Ты перегрелась, а я это глупо не предусмотрел и слепо проигнорировал, — ответил Терджан с нотками нежности и чувства вины в голосе.
— Мы возвращаемся в оазис?
— Да, автомобиль уже едет нам навстречу. Почему ты не сказала, что плохо себя чувствуешь?
— Мне было стыдно.
— За свою слабость?
— Угу.
— Глупая девочка… А умереть от теплового удара тебе не стыдно? Ну что я буду без тебя делать?
Мое сердце бухнуло в груди.
— Разве тебе совсем нечем заняться? — тихо спросила я, почти уткнувшись губами ему в шею.
— Ты же знаешь…
— Что?
— Как я к тебе привязан…
Еще один гулкий удар и пара бабочек в животе вспорхнула с насиженных мест. Терджан прижал меня к себе чуть крепче и добавил:
— Я ведь тебе объяснял…
— Не помню…
— Что у меня сердце не на месте, когда тебя нет рядом. А ты хочешь меня совсем без него оставить?
— Ты скоро меня забудешь, — возразила я, — и сердце твое успокоится.
— Только не говори, что ты хочешь умереть! — в голосе моего друга зазвенела сталь. — Даже думать об этом не смей!
Я улыбнулась и вдруг поняла, что мне хорошо рядом с ним. Как будто мы в самом деле друзья, хоть это и смешно. Он почти признался мне в любви. А я… испытываю к нему гремучую смесь самых разных чувств: дружеской привязанности, какой-то дочерней любви, нездоровой физической тяги к его запаху, недоверия, страха… Короче говоря, в наших отношениях сам черт ногу сломит, но… мне хорошо рядом с ним. В его руках я чувствую себя спокойно — в безопасности, как за каменной стеной.
Буквально через минуту мы встретились с машиной — это был массивный внедорожник с огромными колесами. Терджан сам отнес меня туда на руках и положил на прохладное кожаное сиденье. Сам сел рядом, уместил мою голову на своих коленях.
Машину сильно мотало, зато там было не жарко, а совсем скоро мы выехали на городскую дорогу и в несколько минут домчали до дома господина Насгулла. И снова сильные руки Терджана подхватили меня и понесли в мою комнату. Я чувствовала себя безвольной куклой, у которой нет сил даже думать. Он положил меня на кровать, прислонил руку к моему пылающему лбу, покачал головой:
— Больше никогда не повезу тебя никуда на открытый воздух! Только под кондиционер. Это было такое безрассудство…
— Я буду жить, обещаю, — слабо улыбнулась я ему. — Не волнуйся за меня…
