На крыльце меня встретил сам директор Ольховского филиала, серьезный мужчина в деловом костюме мышиной расцветки.
– Доброго здравия! Нечасто столичные гости приезжают сюда. Добро пожаловать, – он протянул руку.
– Здравствуйте, Иосиф Викентьевич, дела, знаете, – крепко пожал я в ответ потную ладонь радушного хозяина.
Присмотрелся к нему, уловив в голосе знакомые нотки. В господине невысокого роста, юрком и востроносеньком, с залысинами от висков, я узнал однокашника Йоську Гуревича. Он окончил факультет педиатрии, но врачебной практике предпочёл административную карьеру.
– Ба! Кого я вижу! Тот самый Йоська? Рад тебя видеть, большой человек.
– А я как рад!
Мы проехались в скоростном пневмолифте до приемной директора в пентхаусе. За чашечкой берёзового чая он пролистал материал и изрёк:
– Нонка, ежели ты вспомнишь школьные годы, всегда была девочкой странной и экстравагантной. С возрастом она становилась всё «страньше и страньше». Отказалась от капитального омоложения, но задумала родить гмо-детей с ускоренным метаболизмом.
– О, господи! Зачем ей это понадобилось?
– Алесь, ты никогда не слышал о проекте «Астра»?
– Очень смутно. Что-то вроде попытки отобрать лучших землян и послать их на планету Глиезе, нет?
– Верно. Однако есть подводные течения. Хитрость кроется в слове «отобрать». Центр реинкарнации сотворил генофонд землян, отобрав ДНК граждан, получивших однажды премии от фонда «Звёздная Москва». Туда должны лететь не просто специалисты, но лучшие, опытные и… молодые.
– Постой, Йоська, но мы-то с тобой знаем, что опыт приходит с возрастом. Парадигма этой затеи равна нулю!
– Не кипятись, слушай дальше. Биотехнологи, инженеры-бионики, кибернетики и крионейрологи, короче, «боги», как их прозвали в народе, поупражнялись слегка. В результате опыт поколений, или память предков, они записали в генетическую память, это раз. Ускорили метаболизм организмов до состояния двадцатилетних, это два.
– Нашли женщин, согласных на рождение гмо-детей, это три, – добавил я с грустью.
– Я всегда говорил, что ты умный, – сказал Йоська и поднял трубку. – Машенька, приведите мне пациентку из палаты «Эр». Сейчас сам всё увидишь, тебе накапать успокоительного или по граммульке спиритус-вини?
– Нет, будь спок. Давай, показывай секреты.
Дверь распахнулась, и, умышленно покачивая бёдрами, вошла она, пышнотелая и румяная красавица лет двадцати. «Нонка»!? Язык прилип к нёбу, в горле пересохло. Йоська посмотрел на нас обоих и нахмурился:
– Знакомьтесь, сельчане. Ракитина Ноябрина, наша гордость – сто двадцать первый кандидат в проекте «Астра». Заметь, она не клон, а оригинал. Клоны отличаются от оригиналов наличием митохондрий других мам и более короткими теломерами на концах ДНК. Наши «люди» – практически близнецы своим старшим братьям и сестрам.
– Хорошая работа, – выдавил я скупую похвалу «инженерам-богам». – В моём родильном отделении, подозреваю, её дожидаюсь я, в смысле молодой я. Утром ему исполнилось три года.
– А к вечеру будет все двадцать, – «утешил» меня Йоська. – Поеду-ка я с тобой в Москву. Где-то после полуночи намечен старт «Астры» с космодрома «Московский». Он хоть и построен на отшибе, но в черте города, близ искусственного озера и рядом с десятой МКАД. Хочу полюбоваться на феерическое зрелище с крыши твоего «Гиппократа». Представляешь? Десять тысяч гмо-детей, фактически ты, я и наши любимые полетим осваивать планету Глиезе.
* * *
В кабинете нас ждали молодые Йоська, Йоськина жена, я. Молодая Нонка воссоединилась с молодым-Я, обняла и чмокнула в лоб. «Вояж в Кейптаун откладывается», – констатировал я.
– Привет, Алесь, – небрежно сказал молодой-Я, фамильярно похлопав меня по плечу. – У тебя были трудные роды вчера, но ты справился успешно. Одобряю твоё решение поместить недовес в инкубатор. Теперь это и мой опыт. Да, кстати, в три часа старт «Астры», приглашаю тебя и твоих коллег на космодром.
Меня передёрнуло, молодой-Я был нахален, груб и самонадеян. «Мальчишка»!
– Ну, ты там не подведи, меня, нас обоих, Алесь, – напутствовал я себя молодого.
* * *
Полыхнула сотня дюз, окутав звездолёт «Астра» сине-алой плазмой. На тридцать секунд космический аппарат завис над Москвой и… внезапно превратился в яркую точку на небе. Реактивный след растворился в рассветном небе. Мы с Йоськой словно осиротели, промокнули глаза платками и спустились с крыши вниз. Захотелось побродить по улицам нижней Москвы просто так, без цели, громко петь песни, беззаботно смеяться.
Тренькали первые трамваи, чиркали по небу флаеры, медлительно плыли мультикоптеры и свистели пневмопоезда, несущиеся на монорельсах между гигаскрёбами. В домах зажигались квадратики окон, люди просыпались на работу. Я смотрел на привычную картину и радовался, что не улетел ни на какую чужую Глиезе, а остался здесь, на Земле, и могу каждый день видеть московских улиц негасимый свет.
Анархист – вождь индейцев
– Нэ. Эн. Н-нн. Нигилист. Ничего. Ничегошеньки. Ничто. Незачем, – пятилетний малыш, худенький, как все дети, начинающие в этом возрасте быстро расти, особенно в условиях малой силы тяжести, водил пальчиком по Марсианской азбуке, открытой наугад в середине. – Нигилист – пофигист.
Мальчик задумался, пробуя слово на вкус, посмотрел в окно. Бело-синяя медуза из кварцитового стекла и противорадиационного бетона, распластавшаяся на высоченном цилиндре, была зданием городской администрации, выстроенном по канонам типового проекта неомарсианской архитектуры. Над ним реяли три флага: красный с изображением Марса – штата Маринер, желто-зеленый с тремя синими звездами – городка Меркур и белый флаг с изображением сизого голубя – Единой Земли – пока неосуществленной мечты жителей обеих планет. Разнокалиберные аэродинамически-гладкие формы остальных городских построек росли из грунта как грибы-дождевики на картинках в книге «Полезные и съедобные грибы». Среди них он разглядел паукообразный корпус хлебозавода, выпекающего хлеб и булки из водорослей, вертикальную каплю видеотеки с видеокарандашами для взрослых, перевернутое блюдце поликлиники для бедных, школу выживания («из ума старых маразматиков», – всегда добавлял папа) и обычные полусферы жилых домов.
Фонарные столбы, окаймляющие маленький дворик частного строения на окраине городка Меркур, где жила семья Грумсонов, венчали флюгеры. Внезапно они бешено завертелись. Налетел порывистый ветер, натягивая и прогибая тросы, удерживающие мачты антенн на городских крышах. Верховой поток, скользнув по куполам, ринулся вниз и пополз змеей меж редких пучков лишайника и острых камней, щедро усеянных красно-охристым песком. Струйки песка закручивались в приземистые конусы вихрей и бежали куда-то на восток, в сторону каньона, скрываясь за невысокой красной грядой из сухого, растрескавшегося от мороза глинозема. Желтая дымка заволокла небо, скрывая белую пуговку солнца. Так всегда начиналась пылевая буря. «Значит, шлюзы гулять не пустят». Малыш поковырялся в носу и вытер козюлю о передник, захлопнул книжку и вновь открыл ее:
