— Я воль... я Вольный Каменщик? А ты, ты... брат мой?
— Я всегда знал, что на тебя стоит положиться, брат! — радостно воскликнул хозяин шатра и порывисто обнял его. Вижу, что тебе не верится в это. Провидение тебя привело сюда. Мне тоже не верится. Я так соскучился по родной душе, что искал тебя в разных временах. Не поверишь, но я уже обыскался в газетных заметках и документах всех времён и народов земного шара. Я облазал не одну сотню библиотек и архивов, пока не наткнулся на историю, произошедшую с одним посетителем в студенческом кафе «Интеграл» в двадцать первом веке в далёком северном городе Москве. Я бесконечно долго экспериментировал и изобретал, пока создавал этот пространственно-временной коридор. Хотел, понимаешь, сделать как лучше, а получил, как всегда, дождевую тучу. Однако всё же мне чуть-чуть повезло, и маленькая временная неустойчивость открылась между нашими эпохами. Ты здесь, брат! Я так рад тебя видеть!
— Зато мне не повезло. Я не знаю, как смогу попасть обратно теперь, — мрачно сообщил Сева.
— Да-да, ты прав. Что ж, мы свиделись, и на том спасибо. Я передам нашим братьям радостную весть и горячие приветы от тебя, Миргрэм. Не смотри на меня удивлённо. В нашем времени тебя так звали, дорогой брат Вольный Каменщик. Отца-то нашего вспомнил? Ох! Ещё нет... Будем надеяться, вспомнишь. Тебе пора возвращаться домой в двадцать первый век, торопись. Для этого нужно развернуть твою машину и направиться в обратную сторону. Поднимись в воздух на ту же высоту, где ты был до выхода в этот коридор. Вспомни, Всеволод, ты летел выше той дождевой тучи. Там же этот коридор сейчас и находится. Пока что временное окно не схлопнулось. Спеши, братишка, оно сужается, но ещё держится по размерам твоего аппарата. Давай сделаем так, я тебя найду там, в твоём времени. Хорошо?
— У меня последний вопрос. А Роза в красном платье тоже причастна к этой истории?
— Нет, не беспокойся о ней. Это действительно чистая случайность. Счастливая случайность, которая позволила нам отыскать твои следы, брат. Да, кстати, назовите вашего сына Владимиром. «Володеть миром» — наша участь и наш крест. До встречи, брат...
Сева не помнил, как добрёл до самолёта, как разогрел двигатели и без того горячей, накалившейся под прямыми лучами палящего солнца машины. Не помнил Сева и как поднял самолёт в воздух, резко потянув штурвал на себя, испытав многократные перегрузки. Торопился в своё время, домой! Очнулся на заданной полётной высоте. Привычно вошёл в положенный высотный эшелон, словно там и был. В шлемофоне что-то пищало и трещало. Затем наступила тишина, и раздался голос Матвеича, который строго произнёс в самое ухо:
— Севка, хорош выкамаривать, оставь горючку на посадку. Невеста уж заждалась на Земле, нервничает девонька. Марш на посадку.
— Есть на посадку! Земля, прошу дать полосу. Понял, сажусь.
Матвеич выключил микрофон и пробурчал:
— Стервец этакий! Все нервы вымотал заковыристыми пируэтами, да тут еще энта туча не вовремя дождь принесла. Ей бы на огород идтить, а она на аэродром припёрлась. Присказка народная есть: «Дождик, дождик, ты иди куда просят». А дождь отвечает: «Нет, я пойду, туда, где косят». Вот так и завсегда, в матушке России дождь и тот с характером.
Он выглянул в окно диспетчерской.
— Иди, девонька, встречай Севку. Ишь, шельмецу повезло, такую красу отхватил, — Матвеич заговорщически подмигнул девушке и подкрутил усы. — Эх, где мои осмьнадцать? Как в песне «На Большом Каретном».
Матвеич завозился с бумагами, отметил время посадки и время окончания испытаний и вновь посмотрел на взлётно-посадочную полосу. За окном навстречу друг другу бежали парень и девушка. «Счастливая пара! — подумал дед. — Дай им бог!»
— Всеволод, кончай обниматься, марш ко мне на разбор полётов. Потом домой пойдёшь! Девонька, подожди-ка с полчасика-то, — по громкой связи приказал Матвеич.
Динамики над крыльцом хрипло повторили слова Матвеича. Сева вошёл в кабинет к Матвеичу, держа шлем под мышкой.
— Звал, Матвеич?
— Садись. Поговорим, голубчик. Только, чур, не увиливать! Тут у меня неувязочка со временем полёта. Догадываешься?
— Угу, догадываюсь.
— Ну, выкладывай, дружок, всё начистоту. Потом будем вместе обмозговывать, как лучше записать это дело в дежурный журнал-то, чтобы отчитаться перед начальством «чин-чинарём» и по порядку. Что, попал в пространственно-временной коридор? Честно, как на духу, а?
— Угу, попал. Я думал, это всё ваши байки. Неправда. Хм. Вот и попал тоже. Не верил.
— Все не верят до тех пор, пока сами не попадутся на эту удочку. Народ у нас лётный большей частью помалкивает про это. Считается несолидным обсуждать такие курьёзы. Да мало ли? Летать в отряде все хотят, и бывалые лётчики, и такие вот как ты, студенты на выпуске, стажёры. И про тебя я тоже догадался мигом. Я так и знал, когда эта туча накрыла аэродром, и связь пропала. Исчез аккурат и твой маячок с радарных экранов. А потом словно нарисовался, опять появился. Молнии и грозы тут не причём. Дождь по аэродрому-то пролетел быстрёхонько, и гроза основным ударным фронтом обрушилась вон на то пшеничное поле. Давай-ка, Севушка, ты садись-садись, сынок, не стой пень пнём. Рассказывай! Я тебе чаёк домашний, настоянный на травах налью. Он у меня тут в термосе запасён. Медок. За невесту ты не беспокойся. Девонька она у тебя правильная, я говорил с ней. Ничего-ничего, подождёт полчаса...
* * *
ВСЕВОЛОД, ОЧУТИВШИСЬ в родном времени, немного ошалел и выложил всё, как было, Матвеичу. Но на следующий же день как тёмным занавесом историю-то и накрыло, надолго он забыл и ту встречу, и тот шатёр с верблюдами, и странного бедуина. Организм постарался и надёжно защитил его психику от стресса, заблокировав целую область генетической памяти. Внутренняя служба биохимической безопасности его организма решила ситуацию по-своему: «Чего не бывает, того и не должно быть!»
Первой у них родилась девочка. Дочку назвали Алёнкой. Всеволод встретил жену на ступеньках роддома с ароматным букетом майских ландышей. Молодой папаша держал на руках розовый конверт и нежно улыбался. Никаких красных роз, никаких ассоциаций! Морфологическая цепь связи времён вновь была разомкнута. Так уж получилось.
Танго криолло со вкусом метели
Танго. Фигура первая
Басе — основное движение: активное удивление, брови вверх!
Ледяная стужа властвовала над миром, арктической ночью и надёжно спеленатой снежной фланелью землёй. Красные сполохи полярного сияния перемежались мерцающими в ночи зелёными и жёлтыми лентами, свисающими из ионосферы практически до земли. Полосатая шкура небесного оленя, рождённого от солнечных протуберанцев, дёргалась так, словно огромный зверь разъярился и готовился к прыжку. Тусклые звёзды дрожали в чёрно-фиолетовой холодной вышине где-то там, далеко-далеко, довершая холст северной художницы зимы.
Вдоль обочины мелькали убегающие в прошлое бетонные столбы, судорожно качая огнями придорожных фонарей. Их тусклый рассеянный свет, едва пробивающийся сквозь рифлёное стекло, запорошенное липким снегом, не рассеивал сгустившийся над дорогой туман. Водитель самодельных аэросаней сбавил газ, включил дворники, выругался: «Уй-ё, не видно ни зги!» Порыв ветра от кси-поля ощутимо тряхнул аэросани, поднял их над дорогой на пару метров и плавно опустил на обочину. Автоматически включились аварийные огни. Сквозь маленькие островки расчищенного стекла водитель, крепкий деревенский мужик не робкого десятка, увидел буйство стихий. Прямо перед капотом вздыбился огромный полупрозрачный синеватый гребень языка, более похожего на стену океанской волны. Контур кси-волны был различим только благодаря припорошенному снегу, налипшему на нечто массивное и сильное. Водитель сплюнул через левое плечо, истово перекрестился: «Чур-чур нас, снежень гнусная!» Он философски скрестил руки на «баранке» и положил голову поверх: «Будем ждать. Энта песня длинная». Дорожное движение застопорилось.
