– Да вы не переживайте так, сами же сказали, что падало на вас девушек много, значит вы ко всему привычный… Зачем же за сердце-то хвататься?
– Просто не одна из них не была так откровенная и стремительна, – не иначе как с перепугу признался гений кулинарии.
– Просто я честная, и сразу предупреждаю: строю свою жизнь так, чтобы в любой ситуации могла обеспечить своих детей. А мужья – дело наживное… К тому же они не недвижимость. Могут прийти, могут уйти… – я постаралась донести до мужика философию охотницы за состоянием, чей образ сейчас и примерила.
Видимо, все же стоило изложить эту мысль как-то иначе. Кулинару реально стало плохо. Он побледнел и попытался отключиться. Или у Панова вдруг стремительно прорезался недюжий актерский талант?
Но просто так отпускать его с этого света я не собиралась:
– Эй, а ну не сметь умирать! Я за тебя еще замуж не вышла! – уже не этикетничая и переходя на панибратское «ты» возопила я. И потом уже крикнула водителю: – Там, за штурвалом, где здесь ближайший ЗАГС? По дороге заскочим?
Панов, видимо, решил, что трупом ему все же поспокойнее будет. Когда он закатил глаза, я поняла, что переборщила. Мужик-то в годах, хотя глазами все еще ловелас.
Медбрат, которому я в ресторане сунула взятку, отчего-то не спешил хвататься за ампулу адреналина или орать «разряд!». Наоборот, с деловым видом проверил у Панова зрачок, пульс и изрек:
– А классно вы его до обморока довели. Теперь в ЗАГС?
Я с облегчением откинулась на стенку кабины и сдула упавшую на лоб прядь. Но признаваться, что сама струсила до жути, не хотелось.
– Наконец-то отключился, – выдохнула протяжно. Не ронять же реноме «профессиональной» невесты. – Нет, женить его пока рано… Давай в больницу, и чтобы он там на пару часиков минимум остался.
– Могу и на недельку, – тут же оживился пройдошистый эскулап. – Только это будет…
– Денег больше не дам, – опережая ушлого медбрата, возвестила я.
Собеседник сразу поскучнел и с коммерческими предложениями больше не обращался. Благо через пару минут мы и вовсе подъехали к больнице.
В принципе, на этом я могла бы считать свою миссию выполненной: в ближайшее время Юрий Панов точно не появится в своем номере, и ему будет не до кулинарных пробирок, но… Я все же решила убедиться, что наши врачи умеют хорон… в смысле лечить на совесть. Поэтому три часа добросовестно курсировала по коридору, пока моего клиента сначала реанимировали, точнее – выводили из состояния неглубокого обморока, а потом и анализировали, сцедив у Панова немного крови и не только ее.
Как выяснилось, попал гуру кулинарии к докторам весьма удачно. О последнем меня просветил уже врач, которому я, представившись наиближайшей родственницей, усердно делала нервы все то время, что обреталась в больнице. В итоге эскулап, чтобы странная блондиночка от него наконец-то отстала, выдал все о состоянии моего «папочки». Причем это слово он старательно выделял интонацией, словно давал понять: он-то, доблестный воин скальпеля и клизмы, прекрасно понимает, какая я этому Панову «доченька».
Выходило, что у кулинарного гения нестабильная стенокардия, которую врач классифицировал как острый коронарный синдром. Причем в ходе опроса пациента выяснилось, что в таком состоянии больной пребывал еще с утра.
Похолодела: чуть переборщи я с испугом и могла бы стать причиной инфаркта, а то и смерти мэтра молекулярной кухни. Все же какой сволочной внутренний голос мне достался! Сначала он подзуживал упасть на этого Панова, потом, пока я курсировала по коридору, многозначительно молчал, а вот сейчас и вовсе начал задавать мне вопросы в стиле «а если бы…».
Из больницы я выбралась уже ближе к вечеру. Уставшая, вымотанная, злая. Достала из сумочки телефон, до того стоявший на беззвучке и поразилась числу пропущенных звонков и сообщений. Первым в списке шло послание от моего оператора. Это было поздравление с днем рождения. Хлопнула себя по лбу: сегодня же двадцать пятое июня!
Начала читать смски… Нет, я конечно не сахарная и от слов не таю, но после такого насыщенного дня пожелания от друзей заставили улыбнуться. Захотелось расправить плечи, запрокинуть голову и рассмеяться закатным небесам.
И тут телефон в моей руке ожил. Требовательно так, настойчиво. Номер был незнакомый, но я все же подняла трубку.
– Ты где? – голос уставший, сухой, знакомый.
– В больнице, – сказала, не подумав.
– В какой?
Я поразилась, как за один миг Андрис стал предельно собран. Всего два слова, но они буквально звенели напряжением.
Обернулась и прочитала название на фасаде.
– Я скоро буду!
И все, он бросил трубку. Мне оставалось лишь пожать плечами. Ну, будет и будет. Мне-то что? Ужасно хотелось есть, а вокруг, как назло, раскинулась мечта диетолога. В смысле – газон и бетон, без намека на какие – либо оазисы калорий, будь то ларек с беляшами или шашлычная.
Глава 6
При мыслях о шаверме желудок сжался, как бюджет. И тут я заприметила высовывающийся из-за угла край холодильника. Из таких обычно торгуют мороженым. Недолго думая, я поспешила к вероятному обиталищу пломбиров, и уже через пять минут сидела на ближайшей скамейке, с удовольствием уплетая эскимо. Конечно, это был не праздничный кусок торта, но все же…
Визг тормозов, истеричные вопли клаксонов – и у входа в больницу остановился черный джип. Не успела я подумать, кто это такой резвый и наглый, как дверь со стороны водителя открылась, и оттуда выскочил Андрис. Взяв низкий старт, буквально рванул к центральному входу.
– Я тут! – громко закричала я, для верности размахивая рукой.
Андрис резко остановился, словно налетев на невидимую стену, и медленно повернулся ко мне. По его лицу стало ясно: сейчас меня будут убивать, но сначала заставят оплатить все штрафы, потому что Тратас от отеля до больницы долетел меньше чем за десять минут…
Этот же путь на скорой с включенными сигналами и маяком мы проделали за полчаса. Сколько же правил он нарушил? Он что, неправильно меня понял? Решил, что я не у входа в больницу его жду, а так сказать, стала почетной гостьей сего заведения? Ой… Он, значит, несся по городу, десять раз меня мысленно похоронив, а тут я – довольная, здоровая, мороженое лопаю… Да за такое прикопать мало!
И вот я сижу на скамейке, сжимая в руке палочку от эскимо, смотрю в серое лицо склонившегося надо мною Андриса, и четко знаю: надо бежать.
Только хотела дать деру, как услышала суровое:
– Катя, даже не думай! Догоню.
Сказал, как приказал. У меня мурашки по спине, и те строем ходить начали.
Но я же девушка, а значит такая черта, как вредность из чувства противоречия входит в мою базовую комплектацию. И вообще, помирать, так с музыкой.
– Даже не собиралась. И зачем было так мчаться?
