– Серьезно, Забава, так ты человека от зависимости не избавишь. Наркотиков больше нет, а зависимость осталась.
Она пожала плечами.
– И чо? Никто не говорил, что будет легко.
Джон посмотрел на меня.
– Видишь? Что за хрень, бля. Я не просил ее здесь жить. И я, блядь, не просил следить за каждым моим движением, будто она ебучий надзиратель. Ты в курсе, что я на диване сплю? В моем собственном доме!
– А ты в курсе, что сам ее сделал, да? То есть не так, чтобы она осталась, а в прямом смысле сделал, конец предложения.
– А я о чем твержу. Видишь, она в одежде сидит? Она настоящая! Забава ее купила! И платила моей кредиткой! Она же любую одежду может изобразить!
Забава, все еще пристально глядя в телефон, пробубнила:
– А я покупать люблю.
– Я хочу сказать, – продолжил я, понизив голос, но Забава, кажется, меня все равно услышала, – что, наверное, ты и уйти ее можешь заставить, так? И под этим я имею в виду уйти, как уйти из дома или уйти, как – пуф! – и ее нет. Черт возьми, Джон, где-то живет настоящая Забава Парк. Что бы она чувствовала, зная, что ты создал безделушку с ее обликом и живешь с ней?
– Безделушку? – переспросила Забава.
– Да, Дэйв, если настоящая порнозвезда Забава Парк каким-то образом примчится к нам из Польши, придется как-то разбираться.
– Настоящая? – переспросила Забава.
– Ты знаешь, о чем я! – крикнул он.
Забава оторвала взгляд от телефона.
– Ты действительно хочешь, чтобы я ушла? Если да, то я уйду.
Джон сделал глубокий вдох, подавляя гнев, сжал руки в кулаки у груди. Повернулся к ней и сказал:
– Я не говорил, что тебе надо уйти. Но жизнью моей ты командовать не будешь. Так больше продолжаться не может.
Забава пожала плечами.
– Ну, согласимся не соглашаться.
У Джона снова повалил из ушей пар, но я поднял руку и сказал:
– Вы Эми день рождения испортите. Ну хватит.
Я подошел к черному входу, высунул голову за дверь и увидел, что Эми стоит на крыльце и смотрит, как подъезжает на своей «Тойоте-Приус» Ники. Джон настаивает на том, чтобы приглашать ее на все праздники лишь потому, что последние двенадцать лет они с ней близкие друзья.
– Все закончилось, можешь заходить, – сказал я Эми.
Ники вылезла из «приуса» с пластиковой коробкой кексов. Ее глаза походили на черные порталы, которые вели в полную одной только злобы душу.
– Дэвид!
– Здравствуй, Ники.
– У меня тут два кекса «Красный бархат», это тебе! Если кто-то протянет к ним руку, врежь ему! Ты знаешь, что «Красный бархат» – просто шоколад с красным пищевым красителем?
– Нет.
Лживая сука.
Мы вошли в дом, и Забава, увидев Ники, просияла.
– Приве-е-е-ет! Вот и моя малышка!
Они обнялись. Я так понял, никто не пояснял, что она не человек, – надо будет отвести Забаву в сторонку и сообщить.
Эми достала из сумочки конверт с поздравительной открыткой и сказала Джону:
– Зачем ты послал ее по почте? Мог просто отдать.
Джон посмотрел недоуменно.
– Когда ты ее получила?
– Лежала в почтовом ящике, когда мы вчера ходили проверять квартиру.
– Я не помню, как ее посылал.
Я внимательно осмотрел конверт.
– Почтовый штемпель поставили три недели назад.
Джон посмотрел на выражение моего лица и сказал:
– Эй, а интересно, не подсказка ли это. Открой-ка.
– Даже как-то страшно, – отозвалась Эми.
Она открыла конверт и обнаружила внутри открытку с праздничной надписью С ДНЕМ ОТЦА, ПАПА – она была зачеркнута, а сверху шариковой ручкой было почерком Джона выведено С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ЭМИ САЛЛИВАН.
Внутри что-то лежало.
Билет моментальной лотереи.
Мы все замерли.
– Нет, – вырвалось у меня. – Джон… ты его под Соевым соусом купил?
Эми встревожилась.
– А это разве не обман? Так… так нельзя. Или можно?
– Ну, все лотереи – надувательство, – сказал я. – И люди покупают билеты с одним шансом на миллиард, не подозревая, что на самом деле шансов у них ноль на миллиард. Кажется, разница довольно небольшая.
Сверху серебряными буквами было написано, что главный приз – десять миллионов долларов.
– Половину отдадим на благотворительность, – сказала Эми.
– Хорошо, – согласился я. – Мы даже не знаем, выигрышный ли он.
– Вообще-то я практически уверен, что выигрышный, – заметил Джон.
Эми выудила из кармана пятицентовик и соскребла три ряда яйчеек.
Мы выиграли.
Двести пятьдесят долларов.
– Эй! – воскликнул Джон. – Теперь ты можешь купить Эми ту книгу! Ну, почти. Может, получится сбить цену.
– Какую книгу? – спросила Эми.
Я никогда не рассказывал ей о подписанном экземпляре «Автостопа», который хотел ей купить. Мы решили, что моим ей подарком будет согласие на терапию. Мне это все еще казалось нечестным по отношению к ней, но что уж.
– Ты мог сорвать нам долбаный мегамиллионный джекпот, а вместо этого подсунул двести пятьдесят баксов? – спросил я у Джона.
– Сто двадцать пять, – поправила Эми.
И тут Джон ни с того ни с сего рассмеялся. Непонятно, с какой такой стати – я ведь так и сидел до сих пор без гребаной работы. Но потом я рассмеялся и сам. А потом и Эми. Забава и Ники поинтересовались, что тут смешного.
Эми объяснила, что мы выиграли в лотерею и что сегодня самый лучший ее день рождения. Забава дала ей пять и сказала, что поставила в духовку две разные домашние пиццы – видимо, теперь мы этому существу и готовить для нас разрешаем. Потом пришли Чавк и Кристал, и мне показалось, будто предыдущего месяца и не было вовсе. Затем в дверь постучали, Джон открыл – а на пороге стоял напарник детектива Герма Боумана с модной прической.
Он попросил нас троих выйти. Я думал, что снаружи нас будет ждать Герм, но парень пришел один. Я закрыл за собой дверь и сказал:
– Если вы пришли сообщить, что еще какие-то дети пропали, я сразу предупреждаю, что сейчас мы к этому, кажется, не готовы.
– Дело не в этом.
– И детектива Боумана что-то не видно…
– Не, он сказал, что дело закрыто. Даже о нем не заикается.
– А вот вы его бросать не готовы. Верно?
