Меня колотило крупной дрожью, но я смогла взять себя в руки и рассказала, как все случилось на самом деле. А потом добавила:
– Как видите, все было совсем по-другому! Гермес, умоляю, позвольте отвезти Маэля в больницу! Его ранил собственный отец. Он истечет кровью!
Гермес проигнорировал мою просьбу.
– Кто воскресил Агаду?
– Маэль, но…
– Кто хранил запрещенный яд? Яд, способный убить полубогов?
– Маэль, но…
– Кто подверг опасности весь Олимп, пробудив Агаду?
На сей раз я не ответила.
– А еще Маэль украл мою шапку-невидимку, – добавил Аид.
– Исчез торговец – древнее существо, обладающее великой силой, и Маэль был последним, кто его видел, – снова заговорил Гермес. – Возможно ли, что Маэль держит его в плену, намереваясь использовать его, как хотел использовать Агаду? Нет, Ливия, Маэль виновен во многих прегрешениях. Своими опрометчивыми действиями он нарушил не один закон. Он подверг опасности мир.
– Он просто хотел освободить Агаду. Хотел, чтобы она стала смертной, – прошептал я. – Им двигало милосердие… Кроме того, Маэль знал, что мир в опасности, пока существует проклятое золото…
Аид весело фыркнул.
– Дорогуша, ты по уши влюблена, если купилась на такие россказни.
Гермес уставился на Маэля так, будто видел его впервые в жизни. Будто речь шла не о его любимом приемном сыне, которому он снисходительно спускал с рук практически все.
– Маэлю придется ответить за свои преступления перед Олимпом. Я заберу его с собой. До суда он пробудет в тюрьме. Таковы наши законы.
– Нет! – пронзительно закричала я.
– А что с нимфой? – поинтересовался Аид. – Она помогала ему, и…
Гермес взглядом заставил его умолкнуть.
Я хотела было броситься к Маэлю, но змеи оказались быстрее. Одна из них обхватила меня хвостом за талию и оттолкнула – не сильно, я даже не поранилась. Но Гермес тем временем исчез, прихватив Маэля и своих змей, и на том месте, где он стоял, осталось лишь облачко парфюма, пыли и каменной крошки.
Я попыталась вскочить на ноги, но пыль попала мне в глаза, и я споткнулась.
– Нет! – снова закричала я. – Нет, пожалуйста, нет!
Я рухнула на колени. Бесполезно. Гермес ушел. Каменный пол блестел от крови Маэля. Я стиснула губы, чтобы не закричать.
Он хотел как лучше! Хотел даровать Агаде покой. Хотел спасти богов и людей от проклятого золота. Хотел избавить мир от опасности. И вот к чему это привело!
Глаза снова наполнились слезами. Что теперь будет с Маэлем?
Тюрьма? Суд? Он этого не заслужил! Он просто хотел помочь, даже если Аид с Гермесом считали иначе.
Маэль не злой и не коварный. Он сдерживал свои чувства, потому что хотел меня защитить. Не позволял себе влюбиться, чтобы проклятие мне не навредило. Мне вспомнился наш разговор в кафе, во время которого Маэль рассказал о крови гекатонхейров и о своей сделке с эриниями. «Мне пришлось продать свое счастье», – сказал Маэль, но тогда я подумала, что он шутит или преувеличивает. Но я ошибалась. Эринии наложили на Маэля проклятие, его суть заключалась в том, что все женщины, которых Маэль полюбит, будут погибать. Поэтому Маэль ограничивался легкомысленным флиртом, а когда все зашло слишком далеко, он закрылся в себе, отменял наши встречи и несколько дней не звонил. Сейчас, потеряв его, я поняла, как он боролся с собой все это время. Но теперь уже слишком поздно. Громко всхлипнув, я почувствовала, как кто-то коснулся моей спины.
– Вставай, Ливия. Я выведу тебя наверх.
– А ну быстро вернулся на место! – рявкнул Аид. – Это еще что такое?!
– Ливия, – позвал Энко, наклоняясь ко мне. – Все будет хорошо. Маэль – настоящий боец.
– Энко! – взревел Аид, да так громко, что кости скелетов затрещали.
– Я просто решил поговорить с Ливией, отец, – отозвался Энко. – Не думал, что ты будешь возражать.
Я с трудом поднялась – колени все еще подрагивали, – обернулась и с вызовом посмотрела на Аида.
– Именно, – сказала я, вытирая слезы. – С чего бы вам быть против? – Я так злилась на Аида! Удивительно, что мой голос прозвучал так спокойно.
Аид не обратил на меня внимания.
– Мы уходим, Энко.
– Кто-то должен вывести Ливию на поверхность.
– А сама она не может? – встрял Морис.
– Я бы хотел… – начал было Энко, но Аид его перебил:
– Мне нет дела до твоих хотелок! Мы уходим, это не обсуждается.
Энко закатил глаза и не двинулся с места.
Я готова на все, чтобы позлить Аида, даже если это «все» – Энко, самолюбивый самовлюбленный студент (и по совместительству рок-звезда), который доставал меня по «Вотсапу».
– Поможешь мне дотащить рюкзак Маэля? – спросила я.
Энко послушно схватил рюкзак, а я тем временем подняла телефон, выпавший у Маэля из кармана. Я позвоню Гермесу, пусть расскажет, как обстоят дела. Я должна увидеться с Маэлем, должна помочь ему. Я стану его связью с внешним миром и, возможно, смогу его защитить, если дойдет до худшего…
Аид окинул меня испепеляющим взглядом, затем посмотрел на рюкзак у Энко в руках и на лужу крови на полу. У него дернулся желвак на скуле.
– Мы еще увидимся, нимфа, – прошипел Аид и провалился под землю, словно в ней был невидимый люк. Руди издевательски приподнял фуражку, Морис с усмешкой отсалютовал. Стоило им уйти, как скелеты растворились в стенах, будто их никогда и не было.
Воцарившаяся тишина показалась мне невыносимой. Что произошло? Как все могло измениться за такое короткое время? Я умерла и воскресла. Поделилась кровью с полубогиней. Потеряла любимого…
– Я должна что-то сделать, – прошептала я. – Пожалуйста, Энко, помоги. Я должна хоть что-то сделать.
Перекинув через плечо рюкзак Маэля, Энко закусил губу.
– Я тебе помогу. Но ты должна понимать, что выступаешь против могущественных противников.
– Мне все равно. Я хочу вернуть Маэля.
Энко опустил взгляд.
– Олимпийский суд – серьезное дело. Если боги приговорят Маэля к заключению в Тартаре, то он сотни лет не увидит дневного света. Олимпийцы поступают так с предателями и теми, кто подвергает угрозе наш порядок.
– У них нет доказательств! – пронзительно вскрикнула я.
Энко заколебался, словно не решаясь огорчить меня плохой вестью.
– Что такое? – У меня дрогнул голос.
– У Маэля при себе яд гекатонхейра, верно? Видимо, он в фиале, который он носит на шее. Обладание таким сильным ядом – преступление, Ливия. При задержании Маэль имел при себе весьма компрометирующие улики. Этому будет сложно найти оправдание.