Я направилась ему навстречу.
– Держи, это тебе, – сказал Маэль и протянул мне сверток. – Вкуснее в городе не сыщешь.
Я с любопытством заглянула в сверток. Внутри лежало печенье «куки». Оно выглядело очень аппетитным, а пахло вообще потрясающе.
– Куки! – просияла я. – Спасибо! Выглядят офигенно.
– Да… – Маэль взъерошил волосы. – Я хотел заказать собачье печенье, но в кафе было только это.
– Рассердишь меня – и я тут же превращусь в волка, так что берегись!
– А ты не думала, почему я дал тебе печенье заранее?
– Что, боишься меня?
– Все мужчины боятся женщин, даже если не признаются. Женщины абсолютно непредсказуемы. – Маэль повернулся ко мне. – Особенно если они еще и оборотни.
– Значит, ты любишь рисковать, – со смехом сказала я.
– Не без этого, – улыбнулся Маэль.
– Да, я уже заметила.
Он мрачно засмеялся, а затем подтолкнул меня, заставляя пройти вперед. Потом тротуар стал шире, и мы снова смогли идти рядом.
– Попробуй кофе, и пойдем гулять.
* * *
Мы с Маэлем исследовали территорию вокруг Эйфелевой башни, пили кофе, ели печенье. У меня снова появилось ощущение, что это не первое наше свидание. С одной стороны, мы общались так, будто знакомы целую вечность, с другой стороны – я с каждой секундой понимала, что хочу большего… Это вызывало у меня эйфорию. Я смеялась столько, сколько не смеялась очень давно. Маэль умел развлекать.
К тому времени, как мы сели на скамейку неподалеку от Эйфелевой башни, часы уже показывали пять вечера. Большинство туристов вернулись в свои отели, чтобы передохнуть перед ужином. Некоторое время мы молчали, но молчание не было таким неловким, как сегодня днем.
К нам подошли воробьи. Маэль вынул из кармана смятый сверток от печенья, высыпал крошки в руку и бросил птичкам. Мы наблюдали за воробьями, пока те не доели крошки и не уставились на нас, требуя добавки.
– А твои родители знают, что ты катафил? – спросила я. Несколько воробьев испугались моего голоса и отпрыгнули подальше.
Маэль покачал головой, не отрывая взгляда от птиц.
– А что ты им говоришь, когда идешь в катакомбы?
Маэль поджал губы, но потом заставил себя расслабиться. На меня он не смотрел.
– Мне не нужно никому ничего говорить. Я живу один.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы переварить услышанное.
– Но ты же несовершеннолетний… – сказала я и только потом поняла, что означают слова Маэля. – Ой, прости! Это так бестактно с моей стороны! Твои родители… они не…
Маэль успокаивающе погладил меня по плечу.
– Ничего страшного. Мои родители никогда не были женаты. Я родился в результате мимолетной интрижки. Мать надеялась на большее, но отец отверг ее. Это ее сломило. Она ушла, когда мне было всего девять. Никто не знает, где она сейчас и жива ли вообще. Поначалу мне было сложно, но потом я привык. Я постоянно спрашиваю себя: что я сделал не так? Сейчас мой отец живет с другой женщиной. Заботливым его не назовешь, но он дает мне деньги, считая, что на этом его долг выполнен. У меня есть крестный, он в какой-то мере заботится обо мне. Он моложе отца. Мы хорошо ладим. Крестный снял мне квартиру, он мой официальный опекун. У него свое рекламное агентство, он всегда в разъездах и поэтому не лезет в мою жизнь.
Маэль говорил так спокойно и рассудительно, что я невольно бросила на него обеспокоенный взгляд.
– Мне очень жаль.
– Все в порядке, – улыбнулся Маэль. – Да здравствует пиццерия!
Я хотела его поддержать и засмеялась, несмотря на то что веселья не чувствовала.
– Тебе было всего девять! Кто заботился о тебе, когда у твоего крестного не было времени?
– Няни и домработницы.
Даже представить не могу, каково это – расти без родителей. Возможно, поэтому Маэль зачастую кажется старше, чем он есть на самом деле. Возможно, поэтому большинство его друзей старше него. Сердце у меня болезненно сжалось. В детстве я обожала по воскресеньям залезать в кровать к родителям и обниматься с ними. Я хорошо это помню. А еще помню, как звала их, когда ночью мне становилось страшно. Я знала, что родители всегда рядом. Маэль лишился всего этого, но не сломался, а только стал сильнее.
– Как ты выдержал? Наверное, тебе жутко не хватало родителей! Кто утешал тебя, когда ты грустил? Кто обнимал тебя? Обниматься с няней – не то же самое, что обниматься с родителями!
– Я никогда не любил обниматься.
– Все любят обниматься.
– Не верю, – сказал Маэль, с вызовом глядя на меня.
Я придвинулась к нему. Маэль выглядел немного удивленным, но не отсел. Я боялась, что он меня оттолкнет, но отступать не стала. Нежно погладила его по руке. Маэль не шелохнулся. Прижавшись щекой к его плечу, я принялась чертить кружочки у него на ладони. Мои движения становились все медленнее и медленнее. Я подняла взгляд. Маэль смотрел на меня широко раскрытыми, потемневшими глазами. Он казался… беззащитным.
– Продолжай, – глухо произнес Маэль. Оперся правой рукой о скамейку, чтобы я могла придвинуться еще ближе, а левую положил на колено. Я стала рисовать кружочки и на ней, а потом снова посмотрела на Маэля. Тот сидел с закрытыми глазами, и я позволила себе разглядеть его вблизи. Красивый изгиб рта, губы на вид мягкие и невероятно притягательные. На коже – ни единой неровности. Кончик его носа дернулся, и я торопливо отвела взгляд.
– Все еще не веришь? – едва слышно спросила я.
Маэль покачал головой, а потом открыл глаза и тепло улыбнулся. Бабочки у меня в животе проснулись и закружились в вихре танца. Мы сидели так близко, что Маэль, наклони он голову, мог бы коснуться моих губ своими… По его глазам я поняла – он думает о том же. Его взгляд скользнул по моим губам. «Сейчас он меня поцелует», – подумала я. Возможно, для этого еще рано – в конце концов, никто не целуется на первом свидании, – но мне плевать. С Маэлем все иначе. Мы общаемся так, будто ждали друг друга всю жизнь. Поцелуй станет кульминацией наших чувств.
Но Маэль меня не поцеловал. Внезапно выражение его лица изменилось, и он вскочил на ноги.
– Тебе не пора домой?
Я растерянно уставилась на него. Что случилось? Я сделала что-то не так? Маэль дает понять, что наше свидание подошло к концу?
– Или ты хочешь пойти со мной? Но это затянется часа на два, – сказал он, глядя мне в глаза.
Он стоял передо мной, не зная, куда деть руки, заметно волновался и отчаянно делал вид, что между нами не произошло ничего особенного. Странное зрелище….
– Прямо сейчас? – спросила я.
Маэль кивнул.
– Куда?
– В катакомбы. Мне нужно там кое-что изучить, – ответил он и поднял лежавший возле скамейки рюкзак. Сказать, что он застал меня врасплох, – значит, ничего не сказать. Что случится, если я сейчас не вскочу и не пойду за ним? Он оставит меня здесь, на этой скамейке, и уйдет?
