– Вайолет вообще с тобой связывалась? – спросила я. – Я оставила ей два голосовых сообщения, но она так и не перезвонила.
В этот момент на парковку похоронного дома въехала машина, и мы обе повернули головы. Это была машина Эмори. Когда она остановилась, Трей вышел из нее вместе с родителями. Его было не узнать. И дело было не в синяке под глазом или ярко-синей перевязи на левой руке, а в темном костюме цвета морской волны и шелковом галстуке. Я тут же предположила, что он подрался, и подумала, не устроил ли он драку в пятницу вечером. Я знала, что иногда он проводил время в Толлмэдж-парк с любителями тяжелого металла из школы. Периодически туда приходили хулиганы из Ортонвилла, чтобы подраться. Наши взгляды встретились, и Трей быстро отвернулся, направляясь ко входу вслед за родителями.
– Не могу поверить, что он здесь, – заметила Миша, когда Эмори подошли к месту, где стояли мы.
– Почему? Потому что он не дружил с Оливией? – спросила я.
Миша глянула на меня так, словно я сошла с ума.
– Нет, МакКенна. Это Трей Эмори вел машину в тот день.
Время вокруг меня остановилось. Сердце замерло на долгое мгновение, пока я пыталась осознать слова Миши и обдумывала связь Трея со смертью Оливии.
– Мы говорили по телефону раз пятьдесят с утра субботы, а ты мне об этом ни разу не сказала, – хриплым голосом заметила я.
– Я думала, что сообщила тебе утром. Он встретился с Оливией на парковке молла и предложил завести машину. Когда это не сработало, предложил поехать в Уиллоу с ним. А потом начался град.
Эмори дошли до входа в прихожую похоронного дома; Трей вошел, не обращая внимания ни на меня, ни на Мишу. Миссис Эмори узнала меня и остановилась поздороваться, а мистер Эмори преданно стоял позади нее, положив руку ей на талию, когда она наклонилась, чтобы поцеловать меня в щеку. От миссис Эмори пахло дорогими духами, какие наносят только на важные события.
– Привет, МакКенна, – устало поздоровалась она. – Твоя мама здесь с тобой?
– Она уже уехала, – ответила я. – У нее были дела дома.
– Значит, я зайду попозже поздороваться, – грустно сказала миссис Эмори, словно они с мамой были близки. Мама Трея была чуть младше моей. Насколько я знала, они редко разговаривали, помимо вежливого обмена приветствиями на подъездной дорожке. Они с мистером Эмори вошли в похоронный дом, а Миша повернулась ко мне, вскинув бровь.
– От кого ты слышала про Трея? – спросила я слегка сдавленным голосом.
– Ты что, знакома с ними? – подозрительно спросила Миша, среагировав на мой разговор с родителями Трея. Она выразительно глянула в сторону дверей похоронного дома, давая понять, что говорит об Эмори.
– Вроде того. Они живут на нашей улице.
Кажется, такое объяснение удовлетворило Мишу, и она поверила, что я не скрывала от нее тайную дружбу.
– В моей команде по гимнастике есть одна девочка, Меган, ее мама работает в отделении экстренной терапии в больнице Святого Матфея в Суамико. Она сказала мне, что в пятницу скорая доставила туда Трея, он был в шоковом состоянии. Даже не мог рассказать врачам, что случилось. Он все видел, – сказала мне Миша, широко распахнув глаза. – Им пришлось дать ему успокоительные и взять удостоверение личности из бумажника, чтобы понять, кому звонить. Мои тупые предки заставили нас с Амандой идти на урок гимнастики вчера вечером, хоть мы и в трауре. Так что я только прошлым вечером узнала об этом, когда Меган все рассказала.
Миша продолжила жаловаться на родителей, которые настояли, чтобы она готовилась к отборочным соревнованиям штата в феврале, несмотря на шок из-за смерти Оливии. Ее голос звучал словно издалека, а мои колени стали подгибаться. Сердце болело за Трея. Мне было лишь больнее, что он даже не поздоровался, проходя мимо нас в похоронный дом. Черил сказала мне, что травмы Оливии были такими же страшными, как их описала Вайолет в своем предсказании. Я не могла представить, что значит находиться в самом центре подобной мясорубки. Я подумала о любимой «Королле» Трея и поняла, что это она была той горой металлолома на фотографии в городской газете. Машина, которую он чинил каждые выходные, стала грудой обломков.
Но, несмотря на сочувствие, я не могла не задуматься: что делал Трей в молле Грин-Бей в пятницу вечером после того, как мы встретились на школьной парковке?
Я так погрузилась в размышления о Трее, что не обратила внимания, упоминала ли Миша о том, что связывалась с Вайолет. Солнце начало садиться сразу после шести часов, и родители Миши настояли, что отвезут меня домой. На выходе из похоронного дома Гундарссона я, наконец, уступила просьбам Трейси Хартфорд расписаться в гостевой книге. Почти все страницы были заполнены вперемешку аккуратными росчерками родителей и рисунками котят, бабочек, сердечек и единорогов. Майкл Уолтон показал себя еще тем фриком, подписав «вице-президент одиннадцатого класса» под своим именем. Медленно выписывая свое имя красивым почерком, я чувствовала, что обещаю Оливии разобраться, почему это все случилось. Вспомнилось, как она пыталась подкупить меня тако. Будь я лучшей подругой, не будь я так серьезно настроена баллотироваться в ученический совет и получить некую независимость, я могла бы спасти жизнь Оливии.
Или умерла бы вместе с ней.
* * *
Мама приготовила настоящий ужин: рулет из индейки и запеченная молодая картошка – все продукты из списка, рекомендованного мне Рондой. Стало понятно, что мама больше переживает из-за влияния смерти Оливии на меня, чем показывала раньше. Мы ели молча, и она рассказала мне, что до моего приезда звонил папа.
– Твой отец переживает за тебя, – сказала мама. – Если хочешь поговорить с профессионалом, он может договориться о встрече с одним из его коллег в Шебойгане.
Я не подняла взгляд, а продолжила тыкать вилкой в рулет из индейки. Мои чувства, связанные со смертью Оливии, были слишком сложными, чтобы делиться ими с психиатром. Конечно же я была расстроена потерей. Но я была честна с собой и признавала, что всего лишь три недели близкого общения не дают мне оснований быть этим раздавленной. Я не настолько уж хорошо знала Оливию – и теперь уже не узнаю.
В первую очередь я чувствовала удивление и давящую ответственность. Горло и грудь болели от слез из-за чувства вины – а не потому, что я не представляла свою жизнь без Оливии. Профессиональный психиатр не смог бы понять, что я чувствую, будучи уверенной, что мое участие в той дурацкой игре на вечеринке привело к смерти моей подруги.
Что еще хуже: мы все играли в нее. Вайолет предсказала смерть всем нам.
Ну, кроме меня.
Впервые меня охватил ужас из-за мысли… станут ли Кэндис и Миша следующими?
– Я в порядке, – ответила я маме и убрала тарелку.
Когда я переоделась в пижаму, Мокси поскребла в мою закрытую дверь, давая понять, что хотела бы еще раз выйти на задний дворик. Я надела шлепанцы и джинсовую куртку и пошла за ней на кухню. Открыв дверь на нашу маленькую террасу, я удивилась, увидев Трея, сидящего на ступенях, спиной ко мне. Он уже снял свой костюм и был снова в армейской куртке и джинсах. Трей пошевелился, лишь когда Мокси бросилась на него и атаковала своими собачьими поцелуями. Ее хвост мотался из стороны в сторону. Правой рукой Трей погладил собаку по пушистой шерсти и повернулся, разрешая ей лизать ему лицо. Левая рука, все еще в синей повязке, неподвижно висела перед грудью.
