– Только ты и Оливия? – прервал меня Трей.
– Нет, я, Оливия, Кэндис, Миша и Вайолет, та новая девочка из Иллинойса. Вайолет предложила сыграть в игру «Легкий как перышко, твердый как доска». Это дурацкая игра, в такое играют дети в средней школе. Но нам было скучно, и мы согласились. Суть игры в том, что один человек, рассказчик, придумывает изощренную историю о смерти одного из игроков. А потом в конце истории другие повторяют слова и поднимают участника, чью историю только что рассказали, кончиками пальцев.
– Что ты имеешь в в виду – кончиками пальцев? – спросил Трей.
– Именно это, – ответила я. – Ладно, я забыла сказать, что, пока ведущий рассказывает историю, герой этой истории лежит на полу. В конце истории, если игра прошла правильно, игрок становится невесомым. Словно все оказываются под заклятием, и этого человека можно спокойно поднять в воздух – пока кто-то не чихнет, не рассмеется, или что-то другое не разрушит эффект.
– Ну, звучит и в самом деле бредово, – сказал Трей. – Никогда не слышал о такой идиотской игре.
– Ну да, – нехотя согласилась я, – многие говорят, что этой игрой можно вызвать злых духов – но, по-моему, это все глупости. Мой отец считает, что это – некая форма группового гипноза. Всех игроков гипнотизируют повторяющиеся слова. Под гипнозом можно сделать много того, что кажется невозможным.
– Так вы сыграли в эту странную игру и кто-то предсказал смерть Оливии? – уточнил Трей.
Я споткнулась о трещину в тротуаре в темноте, и Трей поймал меня за локоть и не дал упасть.
– Ну да. Но это было нечто большее, чем предсказание смерти, Трей. Рассказчицей была Вайолет и… даже не знаю, как объяснить. Она так достоверно рассказывала историю – вплоть до малейших деталей. Она знала все: что Оливия поедет в торговый центр за туфлями, что это произойдет в ночь перед танцами. Даже знала, что кто-то на парковке предложит подвезти Оливию после того, как ее машина не заведется.
Я увидела, как поежился Трей под своей армейской курткой. Он смотрел вперед с каменным лицом. Мое сердце бешено колотилось в ожидании его ответа. Мне совершенно не хотелось раздувать из мухи слона или заставить его думать, что мы действительно хотели поиграться с привидениями. Но я, видимо, не совсем правильно подобрала слова – и сделала именно то, чего пыталась избежать.
– Она предсказала меня? Она знала, что это я повезу Оливию домой?
Меня и саму это интересовало.
– Она ничего не говорила о тебе, Трей, – честно сказала я ему. – Но это не значит, что Вайолет не знала. Она просто не уточняла. – Я сделала паузу и осторожно взвесила слова, прежде чем задать вопрос, который волновал меня с тех пор, как я узнала, что он вел машину, попавшую в аварию, ставшую причиной гибели Оливии. – А что ты делал в Грин-Бей в тот вечер?
Трей глянул на меня пустыми глазами, совершенно подавленный.
– Не знаю. Наверное, поехал что-то купить? Но я не помню что. Врачи в неотложке сказали мне, что, возможно, у меня кратковременная потеря памяти – но мне трудно вспомнить только это. Я и правда понятия не имею, зачем туда поехал в пятницу после школы.
Хотя он и не ответил на мой вопрос, нетрудно было поверить, что Трей действительно забыл причину поездки в молл, учитывая физические и эмоциональные травмы, которые он получил всего несколько дней назад. Я оставила эту тему.
Мы добрались до торгового центра и медленно пересекли парковку. Трей повел меня в магазин мороженого Руди, возле которого из минивэна вываливалась компашка (кажется, четвероклассников) в футбольной форме.
– А вы кому-то рассказывали об этом? Например, родителям? – спросил Трей.
– Боже мой, нет, – ответила я. – Ну, только Кэндис, скорее всего, рассказала – и она сейчас в психушке. Мы же будем выглядеть врушками. Или психами. Никто нам не поверит. Мы с Мишей надавили было на Вайолет – и она вела себя так, словно это все только в нашей голове. Возможно… возможно, так и есть.
Трей остановился перед дверью в магазин мороженого.
– Хочешь мороженое?
Я хотела, но отказалась.
– Не-а, мне не очень хорошо после всех этих разговоров.
Трей вскинул бровь, глядя на меня, словно не мог поверить, что я отказываюсь от мороженого.
– Ну а что, если я куплю себе рожок и угощу тебя?
Мы вошли вовнутрь и подождали в очереди, стоя за шумными детишками из футбольной команды. Трей заказал себе два шарика шоколадного мороженого в рожке с радужной посыпкой.
– Никогда бы не подумала, что ты из тех, кому нравится радуга, – пошутила я.
Он ответил улыбкой:
– Я полон сюрпризов.
Оказавшись снова на парковке, Трей передал мне рожок еще до того, как сам попробовал.
– Ты первая.
Я слизнула посыпку с верхнего шарика и почувствовала сладость на языке. В последний раз я ела мороженое на вечеринке Оливии.
Я отдала рожок и заметила, как мимо торгового центра проезжает синий пикап. За рулем сидел Генри Ричмонд. Сердце сжалось в груди. Мы едва ли поговорили с ним на прощании, потому что он ходил за матерью и вежливо благодарил присутствовавших за то, что они пришли. Я чувствовала себя ужасно из-за того, что даже не попробовала отнестись к нему с большим пониманием в тот день – ведь и я потеряла когда-то сестру. Но именно по этой причине я знала: горе настолько огромно, что слова не принесут утешения. Мы обменялись с ним парой телефонных сообщений, но я смущалась, не зная, как отмена Осеннего бала повлияет на наши отношения.
Трей заметил проезжающего мимо Генри.
– Он твой парень или вроде того? – спросил он.
– Нет, совсем нет, – ответила я, не желая, чтобы Трей понял, как сильно мне нравился Генри всего пару дней назад. – Он пригласил меня на танцы, потому что знал, что я дружу с его сестрой, а я согласилась, потому что хотела пойти на Осенний бал. Вот и все.
– В прошлом году в столовой этот парень называл меня фриком. В этом году я – тот, кто слышал последние слова его сестры перед смертью. Старшая школа просто… – Трей замолчал, словно забыл, что еще собирался сказать.
Я забыла, что Генри из тех, кто охотно оскорблял менее популярных ребят, когда еще учился в школе – а это было совсем недавно. Осознав это, я почувствовала, что хочу защитить Трея. Я начинала понимать, что он был намного добрее и чувствительнее, чем мог быть парень моего возраста. Мне стало стыдно, что его могли дразнить в школе – не говоря уже о том, что год назад я сама иной раз принимала в этом участие.
– Так он тебе нравится, – повторил Трей, ожидая от меня подтверждения.
– Раньше нравился, – уточнила я.
– И когда это время стало прошлым? – как бы в шутку спросил Трей.
Я не была уверена, что правильно понимаю, к чему он клонит, и хотела бы знать, интересуется ли он мной – или я просто воображаю, что мы стали ближе в последнее время.
