– Прежде всего я хотела бы поблагодарить директора Ниландера за перенос Осеннего бала. Празднование продолжения жизни и нашего времени вместе как одноклассников – лучший способ пережить трагедию, обрушившуюся на нашу школу две недели назад. Нельзя упускать из виду тот факт, что жизнь коротка и каждый момент имеет значение, – говорила между тем в микрофон сменившая предыдущего выступающего Вайолет. Она была такой спокойной, собранной, что ее добавленный в текст комментарий про перенос бала казался отрепетированным. Почти все кандидаты уже выступили с речами, а я едва слышала хоть слово. Придется подойти к микрофону меньше чем через пять минут, а сосредоточиться не получалось. Мысль о том, что мне придется надеть лавандовое платье, приготовленное для Осеннего бала в то время, когда я все еще мечтала о танце с Генри под диско-шаром, вызывала головокружение. Пойду ли я на бал с Треем? Бойкотируют ли его Миша и Кэндис? Рискнет ли пойти Пит?
– МакКенна, – прошептала Вайолет.
Настал мой черед. Трейси стояла рядом с микрофоном, только что закончив речь, и натянуто мне улыбалась. Я сжала написанные мной прошлой ночью карточки в руке и подошла к микрофону, избегая взгляда Джейсона Аркадиана. Я не слышала ни слова из речи Вайолет после ее красноречивого упоминания смерти Оливии – словно бы она никак с ней не связана. Речи Майкла и Трейси пронеслись мимо моих ушей, ни одна фраза из них не запомнилась. Мне лишь осталось прочитать заметки с карточек, а потом к микрофону подошел бы Джейсон и постарался бы, скорее всего, уничтожить меня.
– Кхм, – попыталась сосредоточиться я, – я МакКенна Брейди, и я баллотируюсь на роль казначея одиннадцатого класса. Как уже сказала Трейси, у нас много отличных идей на этот год, но, чтобы сделать их доступными для всех, придется собирать деньги. Вместо того, чтобы полагаться на сборщиков, которые потребуют от нас продажи конфет, сыра и чего-то другого соседям и членам семьи, как мы обычно делаем, я хочу предложить, чтобы мы оказали некоторые услуги нашему городу, которые потребуют от каждого из нас немного времени. Но в этот раз не придется достигать финансовых целей по отдельности.
Мой голос дрожал, пока я пыталась разобрать свой собственный почерк на карточках. Я представила, как в этот момент на мою речь реагирует вся школа, которая уже выслушала двенадцать речей кандидатов в ученический совет. Я была уверена, что в классах уже летали бумажные шарики, а ученики обменивались СМС. Но мне нужно было продолжать – не для того даже, чтобы выиграть выборы, а просто чтобы не выставить себя полной дурой.
– Я рассматривала такие идеи, как уборка лужаек осенью, уборка снега зимой и стенд на «Дни Виннебаго», где мы сможем предложить городу собственные таланты и собрать деньги на поездку классом, а также получить опыт для заявок в колледж. – Я поколебалась, зная, что буду ненавидеть себя за следующие слова – но раз Вайолет уже начала говорить об этом, то надо и мне. – Все согласны, что волонтерская работа после школы или в выходные – отстой. Но мы заслуживаем того, чтобы одиннадцатый класс стал хорошим периодом нашей жизни. Мы уже понесли потерю в этом году и должны помочь друг другу провести остаток года весело – так, чтобы он запомнился. Если вы проголосуете за меня, я буду без устали трудиться, чтобы мы все запомнили этот год только с положительной стороны.
Когда я отошла от микрофона, мои руки дрожали. Я услышала, как одна из секретарей сморкалась, а повернувшись, увидела, что она промакивает слезы в уголках глаз. Взглянув на меня, она подняла большие пальцы вверх. Майкл Уолтон похлопал меня по спине, дружелюбно улыбаясь. Вайолет проговорила одними губами: «Отличная речь». Трейси нетерпеливо улыбнулась мне и похлопала ресницами. Она и правда стала утомлять меня, особенно потому, что так быстро подлизалась к Вайолет. Трейси понятия не имела, во что ввязывается.
В своей речи Джейсон сосредоточился на необходимости создать фонд нашего класса, чтобы мы могли позволить себе дорогой подарок в двенадцатом классе. Мне было немного жаль Джейсона, и я задумалась, не стоило ли просто промямлить свою речь и отдать ему победу.
После уроков Вайолет нашла меня у шкафчика. На ее плечах уже висел рюкзак.
– Приходи ко мне домой. Мы могли бы испечь капкейки и раздавать в обед в понедельник. Для продвижения кампании.
Я подумала о главе в учебнике истории про Конституцию, которую нужно было еще прочитать тем вечером, и упражнениях по спряжению испанских глаголов, которые я так и не закончила во время часов самостоятельной работы, но заставила себя улыбнуться. Шанс изучить дом Вайолет был слишком соблазнительным, чтобы отказаться от него. Кто знал, выпадет ли мне другой?
– Конечно, звучит отлично. Только нужно написать маме и предупредить, что я не пойду домой сразу после школы.
Вайолет жила на окраине города. После уроков мы подъехали к ее дому в белом «Ауди», недавно купленном ей родителями. Собственность ее семьи была спрятана за высоким забором, и она набрала код безопасности в приложении на телефоне, чтобы открыть главные ворота. Дом находился в конце участка, и к нему вела длинная дорога. Густые вечнозеленые растения почти скрывали его, но вдалеке над зелеными верхушками выглядывали острия тюдоровской крыши.
– Вау, ты словно живешь посреди леса, – прокомментировала я, уже гадая, как именно описать маме путь сюда, чтобы забрать меня.
– Ага, это отстой. Так далеко от всего, даже от продуктового.
Из-за тени от деревьев, растущих вдоль дорожки, я чувствовала, будто вступаю в иной мир. Дождь на время прекратился, и падающие сквозь сосновые иголочки лучи оставляли замысловатый узор на тротуаре. Повеяло тяжелой, влажной смесью запахов почвы, сосен и разлагающихся листьев, а от чириканья птиц кружилась голова.
Вскоре после поворота я увидела дом. Под колесами зашуршал гравий, и мы оказались на круговой подъездной дорожке вокруг большого фонтана перед домом. Там Вайолет и припарковалась. Белые цементные ступени вели к парадной двери. Дом оказался трехэтажным, с красивыми решетками на окнах. Пышные красные герани стояли в огромных керамических кадках по обеим сторонам от двери. Дом Симмонсов походил на английское поместье больше всех других зданий, виденных мной в Уиллоу.
– Как твои родители вообще нашли такой дом? – спросила я не ради сбора информации, а из личного любопытства. Если у семьи достаточно денег на покупку такого роскошного дома, то зачем им жить в Уиллоу, в Висконсине?
– Ну, это не совсем они нашли его. Скорее он нашел их, – вздохнула Вайолет и достала ключи из застегивающегося кармана рюкзака. Мы поднялись по ступеням. – Мой отец вырос в этом доме. Когда два года назад умерла моя бабушка, дядя решил продать его, но отец хотел, чтобы он остался в семье. В детстве я, бывало, приезжала сюда на лето и считала этот дом замком.
Входная дверь скрипнула, и, прежде чем мы зашли внутрь, нас обдало из прихожей прохладой. Переступив порог дома Вайолет, я почувствовала себя как в музее. Все было из полированного дерева, а из зала на второй этаж вела широкая лестница. Темный деревянный пол гостиной покрывал необъятных размеров персидский ковер смеси цветов: насыщенного бирюзового, мятного и фуксии, а вся мебель казалась старинной и профессионально отреставрированной. Когда мы вошли и Вайолет скинула обувь, справа над камином я увидела картину, написанную маслом, в изысканной раме. На ней была изображена семья из четырех человек: муж с вежливой улыбкой на лице и в темном костюме, жена с красиво завитыми волосами и два долговязых сына-подростка. Женщина (я решила, что это бабушка Вайолет) нежно положила руки на плечи сидящих сыновей. В отличие от изображенных на портретах семей, виденных мной в музее, бабушка и дедушка Вайолет были одеты довольно скромно. На женщине была, как казалось, простая бирюзово-зеленая блузка, расстегнутая у шеи. Вместо массивного жемчужного ожерелья или изысканных бриллиантов там висела аккуратная золотая подвеска. Вайолет не особо походила на бабушку, у которой был персиковый цвет кожи и темно-русые волосы, в то время как у внучки – фарфоровая кожа и волосы цвета воронова крыла. На портрете бабушка тепло и терпеливо улыбалась, наполняя помещение дружелюбием.
