– Соня столкнула Лену с балкона, и та стала инвалидом, а еще Сонечка ударила маленького Юру, тот получил травму головы и замер в развитии, – покорно перечислила я события.
– Ага, – кивнула Эстер. – И что дальше было? Агния молчит в тряпочку, забирает из больницы дочь-инвалида и больше не выступает… Коровины тихо смываются и не поднимают шума… Надо же, какие благородные люди. Да Бархатов всем заплатил! Сколько кому дал, я понятия не имею, но отвалил немалые деньги, я уверена. Не удивлюсь, если оба семейства до сих пор бабки получают. И он наврал Лиде, что Лена умерла. Зачем?
– Не хотел тревожить жену, – озвучила я известное мне объяснение.
Брови Эстер поползли вверх.
– Оригинальная версия.
– Андрей Валентинович любит супругу, он не желал, чтобы Лидия мучилась, думая о парализованной девочке, поэтому объявил о кончине Лены. Решил, что Лидия Сергеевна поплачет и успокоится, ведь лучше ужасный конец, чем ужас без конца, – пояснила я.
Эстер скривилась.
– Уж не знаю, кто та скотина, что собрала нас снова вместе, но она явно неправильно выбрала сыщика. Ты абсолютно не в курсе семейных дел Бархатовых. Андрей Валентинович тревожился в первую очередь за себя – как обычно, думал о карьере, представил, чем ему может аукнуться скандал, поэтому и солгал Лидии. Хотел, чтобы жена испугалась посильнее и навсегда замок на рот навесила, никому бы никогда словечка про Лену не сказала. Рассчитал так: если о больной девочке она еще может проговориться, то о мертвой ни звука не издаст, побоится клейма «мать убийцы». Очень сомневаюсь, что им двигала любовь к жене. Даже открою великую тайну: никаких особых чувств там давно в помине нет.
– Секундочку, – пробормотала я, – сама видела, как нежно Бархатов относился к супруге до своего окончательного переселения в страну Хо.
Эстер засмеялась.
– Мне запомнились его фразы типа: «Дорогая, разреши положу тебе кусок торта… вон тот, самый лучший, из серединки», «Милая, ты сегодня прекрасно выглядишь» и так далее. Но это же простая вежливость! Бархатов, можно сказать, профессиональный хамелеон, так подстраивается под обстоятельства, что диву даешься. Нет, любовь у них давно иссякла, но они с женой стали друзьями. Лиде хотелось обеспеченности, уверенности в завтрашнем дне, привлекал статус супруги академика. Ну, разведется она с Андреем, и что в итоге? Мать-одиночка с подрастающей дочерью? Тухлый вариант. Ученый тоже не жаждал развода, им двигали карьерные соображения. Ректор престижного вуза просто обязан быть хорошим семьянином, развод не одобрят ни начальство, ни коллеги. Академическая каста очень закрыта, там свои законы, и их надо соблюдать. Тут уж точно: назвался груздем – полезай в кузов. Бархатов хотел сохранить свое реноме. А еще, думаю, из-за денег он жене про смерть Ленки солгал.
– Из-за денег? – в изумлении повторила я.
Эстер кивнула.
– Андрей Валентинович хорошо зарабатывал, Лидия тоже много получала, у них на сберкнижке лежала крупная сумма, что называется, на черный день. И этот самый черный день возьми и приди нежданно-негаданно. Я помню, как хозяин орал в комнате на жену: «Прекрати нести чушь! Нам сейчас надо скандал замять!» Он ведь не сразу про смерть Лены придумал, а через пару дней, после того как Лида ему заявила: «Хочешь раздать все накопленные средства? Озолотить Агнию и Николая с Надькой? А как же я? На что я поеду отдыхать зимой? Подумаешь, свалилась Ленка с балкона. Зарастет ее перелом». Да, видно, Агния с Коровиным приперли профессора к стенке. Первая, похоже, требовала золотую гору, да и второй не растерялся, все названивал сюда. Сразу-то про то, что Юра идиотом станет, никто не знал, мальчик без сознания неделю лежал, и Николай хотел деньги за травму получить. Все проще некуда: отсчитывает Андрей Валентинович пиастры, друзья их берут и помалкивают, не раскошеливается академик – Агния идет в институт и там рыдает. Туда же рулит Николай с жалобой на дочь ректора. Оцениваешь последствия для Бархатова?
– Гадость, – поежилась я. – Конечно, Соня совершила ужасный поступок, изуродовала жизнь двоюродной сестры и Юры. Но и родители их хороши! Требовать крупные суммы за увечье!
– А на какие тугрики детей лечить? – вздохнула Эстер. – Лидия Сергеевна уперлась, не хотела отдавать накопления. И тогда Андрей Валентинович сообщил ей о смерти Елены.
Экономка показала пальцем на проем, за которым находилась столовая.
– Они там сидели, а я здесь картошку чистила. Хорошо помню тот их разговор…
В комнату вошел Бархатов и сказал жене:
– Елена скончалась. Соня теперь убийца, а мы родственники преступницы.
Лида ойкнула, а муж продолжал:
– Если правда наружу вылезет, Софья пойдет под суд, потом будет отбывать срок в колонии. Рухнет наша жизнь, тебя как мать уголовницы уволят из института красоты, о себе лучше промолчу.
– Есть хоть какой-нибудь способ нас спасти? – заплакала Лида. – Ну за что мне такое горе? Господи, только подумаешь: «Слава богу, все обошлось», – как вылезает новая голова гидры!
– Я тебе уже предлагал мирное решение вопроса, – напомнил Андрей Валентинович. – Надо заплатить всем. Но ты же не хочешь.
– Мы умрем в нищете! – взвизгнула Лида.
– Ничего, справимся, – пообещал ученый. – Соню отдам в специнтернат, я нашел подходящий, там из нее человека сделают. Заработаю я семье на кусок сыра, но только при условии, что дочь останется на свободе. Иначе я окажусь без работы, меня не возьмут учителем истории даже в ПТУ, где готовят дворников.
– Распатронить заначку? – закричала Лидия. – Ах, какие же они сволочи! Нет бы по-дружески промолчать! Неужели у нас совсем ничего не останется?
– Ни копейки, – мрачно подтвердил муж…
Эстер замолчала, потом произнесла:
– Вот еще одна причина, по которой профессор про смерть Лены сказал: понял, что только в таком случае супруга согласится деньги со сберкнижки снять. Она у них была в совместном владении, если один вкладчик вознамерился снять крупную сумму, необходимо было разрешение второго.
– Странно, что супруги обсуждали столь деликатную ситуацию в присутствии экономки, – пробормотала я.
– А чего им таиться? – усмехнулась Эстер. – Я в доме жила, все видела.
– Да? И что же происходило шестнадцатого сентября, после того как детей в больницу увезли?
– Андрей Валентинович Софью в спальне запер и сам тоже в клинику в Прохоровке подался. Лидия мне велела кровавое пятно на полу гостиной отмыть, но сначала Соню вниз привести. Я приказ выполнила. Стала паркет тереть. Тут хозяйка принялась на дочь орать: «Поняла, что ты сделала? Сообразила?» Девочка сидит на диване, глаза как пуговицы, неясно, слышит она мать или нет, вид у нее как у зомби. А Лида ее трясет: «Помнишь, как Лену толкнула? Говори: «Да, мама, да, мама, да!» Я не выдержала и вмешалась: «Оставьте бедняжку, ей нехорошо». Лидия как завизжит: «У нас у всех шок будет, когда сюда милиция приедет!» Схватила дочку за руку и на второй этаж поволокла. Соня безропотно за матерью пошла, но двигалась, как кукла деревянная, видно было – плохо ей.
