После выдачи еды бедолаги ее тут же съедали, практически не жуя. Заглатывая с удивительной скоростью. А потом отправлялись на санитарную обработку. Мыться. Бриться. Стираться. И вообще – приводить себя в порядок. Повара же тем временем готовили для них горячее. Не крутое, но жирное и наваристое, чтобы опять-таки не угробить долго голодавших…
Ярослав тем временем думал над тем, где и как размещать этих людей. И куда их в дальнейшем девать. Они ведь в сущности ничего не умели из полезного для жизни в этих краях. Кочевники. Степняки. А здесь лес с редкими лугами. Да река.
Ну и язык, конечно, сказывался. Венгры говорили в основной массе на своем, на венгерском. Хотя печенежский знали все очень хорошо. Поэтому Ярослав про клятву говорил на тюркском наречии. Но окружающие его люди и тюркского как правило не знали. Они ведь славянами были в основной массе. И смотрели эти жители на венгров дико и с раздражением. Но оно и понятно – их жизнь изменилась за минувшие годы очень заметно. Настолько, что такие вот бродяги вызывали у них удивление и раздражение. Не только из-за языка. Отвыкли они от них. От бродяг и чудовищной, всеобъемлющей нищеты…
Жившие еще десять лет назад в маленьких, кишащих насекомыми и отапливаемых по-черному землянках, эти люди шагнули далеко вперед. Потому что в самом Новом Риме и его окрестностях более не имелось ни одной землянки от слова вообще.
В столице жилые дома, исключая казармы, строились по новой типовой технологии. Двухэтажные землебитные стены имели деревянные перекрытия и утепленную, крытую черепицей крышу. Пол настилался не только на втором, но и на первом этаже. Окна со ставнями. Печь из кирпича, которую топили по-белому, по конструкции представляла собой обычную групку, то есть, голландскую варочную печь из Нового времени. После старых землянок в таких домах было намного суше, теплее и уютнее.
За городом, на селе, применялось деревянное строительство. И там ставили обычный сруб пятистенок с жилой комнатой и сенями. Обмазывая его снаружи глиной для теплоизоляции. Внутри опять-таки стояла голландская варочная печь. А небольшие окна прикрывались ставнями. Через них, конечно, убегало тепло, но каменный массив печи в целом прогревался и неплохо спасал по ночам. А наличие топора уже теперь в каждом таком доме, позволяло заниматься заготовкой дров посущественнее, нежели хворост. То есть, дрова теперь были вполне решаемой проблемой даже для простых обывателей, ходящих под рукой обывателя.
Впрочем, где только можно было Ярослав старался заменять деревянные дома землебитными. Пусть даже и в один этаж. Из-за банальной пожарной безопасности. Да и тепло они держали лучше, обладая куда более толстыми стенами.
Понятное дело – жизнь всех кривичей и уже тем более радимичей с дреговичами государь изменить тотально не сумел за эти годы. Но там, где люди служили ему, она менялась кардинально.
Все те поселения, что он организовал вдоль дороги от Нового Рима до Новой Трои, были отстроены нормальными домами. Частью деревянными, частью землебитными. И люди там чувствовали себя хорошо. Во всяком случае – куда лучше, чем проживающие совсем недалеко от них древляне, остававшиеся номинально вольными, а не державными.
Кроме жилья, Ярослав был славен среди своих подданных питанием. А точнее голодом, которого при нем не случалось. Не вообще, а только среди тех, кто ему служил. Амбары государя были полны, и он всегда мог помочь. Да, не бесплатно. Да, требуя взамен службу. Но посильную. И это лучше, чем пухнуть от голода всю весну, обдирая кору с деревьев. Для IX века – это было сказкой. Просто несбыточной сказкой. Потому что урожаи в те годы не отличались регулярностью. А логистика была из рук плохой. Из-за чего иной раз даже высшая аристократия могла недоедать. Простые же люди голодали на регулярной основе. А тут… раз и вот уже почти десять лет не голодает никто из ходящих под рукой нашего героя. Да, от пуза Ярослав их не кормил. И просто так никого не кормил. Но возможность у него своим посильным трудом прокормить и себя, и своих близких поднимало его рейтинг среди обывателей буквально до небес.
Кроме еды и жилья, служащие Ярославу, обзавелись к 867 году более-менее приличной одеждой и металлическими инструментами в достатке. Топоры, ножи, косы и прочий скарб. Они радикально облегчали им жизнь. А добрая одежда и крепкая обувь продлевала ее, уменьшая количество заболеваний. И прочее, прочее, прочее. И все это категорически контрастировало с жизнью тех, кто не служил Ярославу и жил вот – буквально под боком, формируя два мира. И жители того, внешнего мира, стремились перебраться под руку государя, чтобы жить так же хорошо, как и вот эти ребята.
Да, при этом приходилось коренным образом менять свою жизнь. И это выступало довольно серьезным тормозом. Но голод не тетка. И каждый год все больше и больше людей, откинув предрассудки, тянулись к Новому Риму.
Что же так их пугало?
Да служба и пугала. Все, кто шел под руку Ярослава, становились служилыми людьми. Кто-то воинским ремеслом, кто-то кузнечным, кто-то иным. Даже сельскохозяйственные работы проводили не так, как издревле завелось. Их выполняли служивые. Кто-то служил агрономом. Кто-то разнорабочим. И каждый за свою службу получал плату.
Это позволяло Ярославу обрабатывать уже достаточно большие пашни не крестьянами, а по сути рабочими, организованными в предприятие. Кто-то назовет этих трудяг батраками. Ну так и что? Главное, что они сами, добровольно шли заниматься этим ремеслом. И были вполне удовлетворены своей жизнью.
Да, в полном смысле слова, наш герой еще не развернул сельскохозяйственные предприятия. Но он был уже к этому очень близок. И мог уже употреблять широкий маневр не только тягловыми животными и фургонами, но и рабочими руками. Плюс ко всему – применять маломальскую механизацию. Тоже на животной тяге. Но для тех двух сеялок это была не беда. Из-за чего резко росла удельная эффективность труда.
И было куда все применить. К весне 867 году одной только пашни было уже больше двух тысяч гектаров. Да не абы какой, а правильно организованной и разбитой на аккуратные поля. По гектару каждый. С перелесками между ними, да объединенные сетью проселочных дорог. И все эти поля нужно было вспахать, засеять и убрать. А ведь еще имелись заливные луга под покосы. И с ними тоже нужно было что-то делать.
Понятное дело, что Ярослав применял не только служилых работников, но и наемных сезонных. Но все одно – без такой организации труда, ничего бы у него не получилось. Наемные сезонные трудяги без скелета, на который они налипали, просто бы не сумели организованно работать.
Кроме обширной пашни и покосов у Ярослава имелось уже три рыбоводных пруда с желтым карасем да сазаном. Двадцать семь небольших козлятников, по выращиванию этих вонючих, но крайне неприхотливых животных. Почти полсотни птичников с весьма впечатляющим поголовьем пернатых.
Имелся и конезавод, на котором старательно пытались разводить тяжелых лошадей. И две малые фермы с коровами. И опытное сельскохозяйственное предприятие для проведения селекционных работ. Например, по выведению сахарной свеклы. И маленькая ферма, на которой пытались освоить разведение грызунов на мех. И даже крошечная станция на Днепре, где экспериментировали с выращиванием речного жемчуга. Плюс пасека с относительно нормальными ульями, которая к лету 867 года насчитывала уже три десятка пчелиных семей. А ведь еще были организованные артели речных рыболовов на Днепре и Двине. И артели охотников, промышляющие не столько мясом, сколько мехом да рогами.
