А что делать мне? Держать пятого на острие кинжала, пока они доиграют? Взрослого мужчину выше меня ростом?
Я отшатнулась, толкнула синьора в грудь кулаком и, развернувшись, сбежала по ступеням. В спину мне ударил хохот.
– Полюбовалась? – спросила Карла, которую я нашла в гостиной в обществе двух манерных юношей с накрашенными лицами.
Я злилась: на нее, не предупредившую меня, на Эдуардо, который оказался вовсе не таким, как мне воображалось, а больше всего – на себя.
– Пойдем. – Я отдала кинжал.
Синьорина Маламоко вернула его в ножны.
Мы вышли на крыльцо.
– Благодарю за урок, – поклонилась я подруге, – он был довольно жестоким.
– Эдуардо да Риальто, – сказала Карла, – пустозвон и пьяница, в семье он не решает ровным счетом ничего. Единственное судно, которое он сможет тебе предложить, – его личная гондола, и то, подозреваю, ему уже не принадлежащая. Все его имущество заложено и перезаложено. Быть игроком довольно затратно, а неудачливым – вдвойне.
– Маура знает?
– Не в полной мере. Она, кажется, воображает, что брак с хорошей девушкой может братца волшебным образом переменить. А ты?
– Что? – Синьор на мосту все еще блевал, и я с усилием оторвала взгляд от его скрюченной фигуры.
– Ты тоже считаешь, что после женитьбы мужчины меняют привычки?
Глубоко вздохнув, я твердо сообщила:
– Моя любовь не повержена, Таккола, она лишь претерпела мощный удар. Эдуардо меня видел, я видела… то, что видела. Этого для глобальных выводов недостаточно. Но синьору да Риальто придется передо мной оправдаться. Я дам ему шанс.
– Слишком рассудочно. Я имею в виду, для влюбленной девицы. Но вполне в твоем стиле. Что ж, донна догаресса, возвращаемся во дворец.
Когда мы пересекали мост, страдалец уже лежал под перилами, оглашая округу громким храпом. А в переулке Карла быстро обернулась:
– Нас преследуют, Филомена, бежим! На площадь, там люди…
Мы припустили рысью, перешли в галоп. Я задыхалась, каблуки выстукивали по брусчатке. До спасительной площади оставалось совсем чуть-чуть, до нас уже доносился гул толпы, когда путь нам преградила фигура в черном плаще:
– Попались, рыбки!
Карла взвизгнула, выпрыгивая вперед, кинжал скользнул от бедра вверх, одновременно корпус девушки развернулся, уходя с линии удара. Меня схватили за плечи и прижали к глухой стене дома:
– Рыженькая Филомена.
Карла визжала, сражаясь с громилой, как дикая кошка. Того спасали пока лишь многослойные одежды. А я с ненавистью смотрела на синьора в алом камзоле, который играл с Эдуардо в карты.
– Руки прочь! Иначе…
– Иначе что? – Мерзавец обнажил шпагу, приставил ее кончик к моей груди и, пошевелив запястьем, рассек завязки моего плаща. – Ах, какая красавица. Зачем же ты надела маску, милая? Твое личико прелестно.
– Вы не имеете права!
– Отчего же? – Он шпагой смахнул мою Даму, откромсав, кажется, клок волос заодно. – Твой драгоценный Эдуардо умудрился проиграть тебя мне на первом же круге. Все произошло так быстро, что, как видишь, я успел забрать свой выигрыш.
– Вы пьяны? – спросила я надеждой. – Или безумны?
За спиной «красного камзола» маячило еще человек пять. Они гоготали, то отпуская шуточки в мой адрес, то подбадривая громилу, сражающегося с Такколой.
– Синьор да Риальто, конечно же, предупредил нас о том, что ты девушка приличная, не какая-нибудь путтана. Но это вполне поправимо.
Движение запястья – и платье мое расползлось до самого пояса, выставляя на всеобщее обозрение груди.
– Стронцо! – заорала я. – Чикко, давай!
И мадженте выбросила вперед струю жидкого пламени.
– Еще! Еще! Еще!
Все, кто работает с саламандрами, знают, что самое слабое в человеческом теле – это волосы. Заводчики предпочитают коротко стричься и не носить бороды. Горят также брови и ресницы. «Красный камзол» метался по переулку в попытках потушить пылающую голову. Прочие синьоры, отчего-то растеряв добродушие, занимались тем же со своими волосами.
Чикко дрожала, она была пуста. Я повернулась к Карле. Она как раз подпрыгивала, впечатывая в брусчатку голову поверженного врага.
– Филомена! Мы их сделали!
– Бежим!
– Стоять! – Путь к свободе преграждали уже две мужские фигуры безо всяких следов возгорания.
Я присела и подняла с земли чью-то шпагу.
– Прежде чем вы попытаетесь нанизать меня на этот… гм… вертел, – мужчина снял маску, оказавшись тишайшим Муэрто, – должен предупредить о последствиях, которые…
Светлые глаза супруга остановились на моей груди, и голос предательски надломился:
– Наша семья не столь стеснена в средствах, чтоб вам пришлось зарабатывать своим телом.
– Она моя, – простонал за моей спиной «красный камзол». – Эту женщину мне проиграл в карты синьор да Риальто, чему есть свидетели.
– Это правда? – Чезаре взглянул мне в лицо.
Я пожала плечами и отбросила шпагу. Синьор Копальди принялся дрожащими пальцами расстегивать свой плащ:
– Донна Филомена, вам нужно прикрыться…
– Оставь, – велел Муэрто ледяным тоном. – Эту женщину только что проиграли, пусть ее грудь заботит этого…
Чезаре обошел меня и приблизился к погорельцу:
– Как ваше имя, синьор? Фоско? Маркизет? Замечательно.
Карла стояла, опустив руки вдоль тела. Я заметила, что фрейлина сместилась ближе ко мне. Ночной ветерок холодил груди, но я стояла, расправив плечи. Смущения от меня не дождутся.
Дож с закопченным маркизетом уже похлопывали друг друга по плечам, последнему процесс доставлял, кажется, немалую боль.
– Артуро, – ворковал Муэрто, – синьор Фоско желает продолжить вечер за картами. Организуй нам стол в уютном местечке. Идемте, господа. И девицу с этим… существом берите с собой. Нет, нет, чужие женщины меня не интересуют нисколько, но ваша, кажется, сбежит без присмотра. Дама, Ньяга, синьоры, прошу. Артуро…
Карла взяла меня под руку.
– Что не так с твоей маской? – шепнула я раздраженно. – Отвечай, или я лопну от любопытства.
– Она мужская.
Нас куда-то вели, но синьора, который попытался положить мне руку на плечо, я за эту руку укусила.
– И что? – сплюнув, уточнила я у подруги. – Платье-то женское.
– Эти маски, Филомена, носят только мужчины особого сорта, те, кто предпочитает однополую любовь.
Призвав на помощь все имеющиеся знания, я растерянно улыбнулась:
