И маркизет Фоско, покачиваясь, покинул таверну вместе со своей свитой. На меня он даже не взглянул. А будь у меня хоть горошинка кармина про запас, не удержался бы, я уверена.
* * *
В ученической гостиной «Нобиле-колледже-рагацце» царила полутьма, лишь одна лампа, стоящая на подоконнике, подсвечивала треугольное личико синьорины Раффаэле.
– Тишайший так и не появлялся? – спросила шепотом маркизета Сальваторе, возникая за спиной Паолы, подобно привидению.
Та всхлипнула и покачала головой.
– Филомена постаралась задержать супруга в своей постели.
– Гадкая островитянка, – кивнула Бьянка, – крестьянка, деревенщина.
– Однако хорошенькая.
– Никакая мордашка не победит чистой и взаимной любви, – сказала Сальваторе и присела на пуфик. – Его серенити скоро от нее устанет. Ах, Голубка, не плачь. Разумеется, он даже на толику не увлечен этой разбойницей. Ты кротка и благонравна, с хорошим происхождением и приданым. К тому же…
Бьянка воровато огляделась и придвинулась к подруге:
– Тихоня Годинели слышала, что эта идиотка Филомена влюблена в Эдуардо да Риальто. Ты с ним знакома?
– Нет, у нас на Помо-Комо из молодежи да Риальто гостила лишь Маура.
– Форменная дурочка. Но брат у нее – совсем другое дело: красавец и настоящий кавалер. Вообрази, рост, плечи, золотистые волосы и самые голубые в Аквадорате глаза.
– Неужели?
– Ну и торговый флот да Риальто, который рано или поздно – все мы смертны – достанется Эдуардо в наследство. Разумеется, эта провинциальная Филомена сделала на него стойку и соблазняла три года подряд.
– Удачно?
– Более или менее. Поцелуй, по крайней мере, видели все. На зимнем балу эта проныра затащила благородного да Риальто под омелу и…
Паола тихонько и осуждающе хихикнула:
– А она смела.
– Безрассудна!
– Бедняжка Филомена! – Карие очи Паолы заблестели, возможно, от слез. – Любить одного, но быть связанной браком с другим. У них были свидания?
– Не уверена. Эта троица, наша Львица с приспешницами, часто покидала школу, особенно эта Галка Маламоко…
– Ах, Бьянка. – Синьорина Раффаэле обняла Сальваторе за плечи. – Расскажи мне все.
Глава 7
Самая долгая ночь и пикник на острове Николло
Синьор да Риальто вернулся к себе под утро, почти на рассвете. Он проводил свою Филомену до какого-то грязного кабака, куда потащил ее пройдоха Фоско, заглянул в окошко, чтоб убедиться, что… На самом деле он не знал, в чем именно желал убедиться. В том, что его возлюбленную не подвергают насилию? Какая жалкая мысль. Он чудовище, подлец, пропащий человек. Поставить честь синьорины на кон карточной игры! Низко, позорно, немыслимо! Его провели как желторотого птенца.
«Ах, дон да Риальто, что это за рыжеволосая красавица? Возлюбленная? Невеста? Сделайте ставку, драгоценный дон, леди-удача обернется к вам. Тем более что больше играть вам не на что. Последняя ставка. На все!»
И он рискнул.
Филомена сидела на стуле с обнаженной по пояс грудью и, кажется, этим нисколько не тяготилась. С ней был синьор добропорядочного вида и худощавый Ньяга вида вполне обычного для их извращенной породы. Это фиаско. Жизнь Эдуардо сегодня закончилась. Ему остается лишь поставить в ней точку. Самоубийство – грех, но лишь оно способно смыть бесчестие.
Юноша оторвался от окна и побрел по улице, размышляя, что именно напишет в прощальной записке. Раскаяние. Послание будет им полно, сожаление будет капать на пол со страниц.
Один из приятелей Фоско болтал что-то о том, что видел Филомену во дворце. Глупость! Синьорина Саламандер-Арденте – скромная тихая девушка, погруженная в учебу и мысли о будущем. Какой, к черту, дворец? Филомена, чистая непорочная Филомена, стала бы Эдуардо прекрасной супругой. Маура рассказывала батюшке о сонме положительных качеств, присущих ее подруге. О рассудительности, остром уме и смекалке, не лишних в торговле. Батюшка кандидатуру Филомены предварительно одобрил, предупредив наследников, что окончательное решение примет после беседы с синьором Саламандер-Арденте. Командор да Риальто подумывал о расширении торговли за счет экспорта в отдаленные колонии аквадоратских саламандр, и укрепление союза с самым крупным заводчиком этих волшебных созданий не шло вразрез его планам.
Эдуардо собирался сделать официальное предложение. Ему, разумеется, казалось, что решение он принял самостоятельно и сестренка Маура тут абсолютно ни при чем. Он ждал выпускного бала «Нобиле-колледже-рагацце».
Теперь же все кончено. Позор можно смыть лишь кровью.
У уличного фонтана стоял продавец вина, и Эдуардо остановился подле лоточника. Хотелось пить, но не хлебать же воду наследнику да Риальто. После стаканчика-другого в жизнь вернулась часть красок.
Ничего смертельного не произошло. Да, он сглупил. Он попросит прощения. Филомена его простит. Ее грех и ее позор с маркизетом Фоско Эдуардо, в свою очередь, тоже простит, примет и прикроет браком подобно тому, как девушки прикрывают прыщики черными мушками, превращая уродство в красоту. Рассудительная синьорина Саламандер-Арденте поймет, скольких душевных усилий стоит Эдуардо жениться на девушке, уже разделившей с кем-то ложе, и проникнется к нему уважением и благодарностью.
Кислое дешевое пойло неплохо прочищало мозги.
В конце концов, о чем думала эта дурочка, отправляясь ночью в клоаку столицы? Что останется невредима? Ха! Три раза – «ха!» Да это просто счастье, что она добралась до улицы Алхимиков без приключений. Иначе осталась бы опозоренной кем-то неизвестным, и тогда уж Эдуардо виновным себя не счел бы. Так что Филомене повезло. При встрече он непременно попеняет ей за легкомыслие. Куда это годится? После свадьбы Филомене придется сидеть в доме да Риальто по крайней мере года полтора, пока Эдуардо хоть сколь-нибудь смягчится. Или отправиться на такое же время в монастырь.
Тут синьора да Риальто отвлекла шумная компания, направляющаяся в гавань. Знакомые поприветствовали его и пригласили разделить веселье. Эдуардо не отказался. Он пил, танцевал, флиртовал с путтана почти до рассвета. А когда вернулся домой и поднялся в спальню по деревянной скрипучей лестнице, там его ждали. Женщина в темном плаще с капюшоном и маске Вольто.
– Кто вы, незнакомка? – спросил да Риальто шаловливо.
– Это не важно, Эдуардино, – голос девицы был приятным и глубоким. – Можешь звать меня Купидоном, посланницей любви. Присаживайся, малыш, нам предстоит долгий разговор.
Не будь Эдуардо так чертовски пьян, он, наверное, попытался бы перевести их общение в горизонтальную позицию. Но он просто рухнул на постель, отчего голова закружилась, простонал «Убирайся!» и уснул тревожным сном.
Проснувшись, когда колокол башни Четырех отбивал полдень, молодой человек обнаружил на подушке письмо:
