Он поднялся из кресла, кивнул и вышел за дверь, не обернувшись.
– Я все слышала, – сказала Лукреция, возвращаясь к нему после того, как проводила учениц к выходу из палаццо. – Не думала, что экселленсе Мадичи откажется от шанса щелкнуть по носу выскочку дожа.
– А я отказался?
– Хитроумная синьорина Раффаэле решила именно так.
– Она глупа.
– Однако ей хватило ума подбросить тебе наживку.
Князь посмотрел в лицо сестры, так похожее на его собственное.
– И я ее проглотил.
Они молчали, их неподвижные красивые лица не выражали ничего.
– Какая скука! – вздохнула наконец Лукреция. – Жду не дождусь возможности опять погрузиться в сон лет эдак на двести, чтоб здесь сменилось уже несколько поколений. Может, потомки смогут меня развлечь.
– Скоро, дорогая, уже скоро…
Экселленсе прислушался. То, что заставило его воспрянуть ото сна, никуда не делось. Оно приближалось.
* * *
Горничные расчесывали рыжую гриву догарессы в ее изумрудной спальне. Главная фрейлина донна да Риальто наблюдала за процессом, стоя за плечом Филомены.
– Монсеньор кардинал во время торжественного обеда поинтересовался у дожа, когда наши тишайшие супруги планируют одарить нас наследником.
Догаресса встретилась взглядом с Маурой в зеркале:
– Что ответил Чезаре?
– Что зарок, данный тишайшими супругами в молельне острова Николло в честь избавления Аквадораты от чумы, заставляет их не разделять ложе. И что мы, слава богу, не монархия, а республика, поэтому вопросы личных синьора Муэрто наследников кардинала интересовать не должны.
– Хороший удар, – кивнула Филомена. – Его высокопреосвященство забывается.
– Он до сих пор не может смириться с тем, что молитвы ее серенити подействовали.
– Это потому, что он не успел приписать победу своим.
Идея страшных зароков и отдельных постелей принадлежала догарессе. Слуги подготовили ей спальню, в которой она каждый вечер запиралась в одиночестве. Тайных панелей в ней не было, окно выходило во двор, где располагалась караулка ночной стражи.
Когда Маура поинтересовалась у подруги, когда та допустит к себе мужа, синьора Муэрто ответила, что для начала ей нужно разобраться в себе и понять, любовь ли то, что она испытывает к Чезаре, или просто страсть. Когда донна да Риальто вопрос повторила, ей ответили, что Филомене нужно узнать супруга поближе, чтоб решить, влюблена она в некий воображаемый образ или в живого человека.
Раздумья и разбирательства не мешали донне догарессе беситься от ревности. Донна Раффаэле и донна Сальваторе появились во дворце на следующий день после чумной авантюры. И первая не погибла под взглядами аквамариновых очей лишь потому, что взгляды не убивают.
Они теперь плыли в «Нобиле-колледже-рагацце» и обратно на двух дворцовых гондолах, время пути Филомена посвящала беседам с синьором Гаруди, который, как она узнала, некогда ходил с капитаном Муэрто по теплым южным морям.
Аквадоратская Львица втемяшила себе в голову, что должна узнать об обожаемом Чезаре как можно больше. И вовсе не для того, чтоб решить, достоин ли он ее чувств. Она, дурочка, хотела стать достойной его.
Дож, кажется, пребывал в растерянности. Или был обижен. Синьор Копальди, которого Маура попыталась осторожно о его серенити расспросить, только хмыкал и советовал не вмешиваться в семейные ссоры.
«Скорее бы вернулась Карла, – думала Маура, желая догарессе спокойной ночи. – Завтра во дворец явится капитан Саламандер-Арденте, и я должна попасться ему на глаза. Или должна не попасться? Что делать?»
* * *
Тишайший Муэрто веселился. Вино лилось рукой, девицы самого легкого поведения хохотали, музыканты терзали струны, акробаты через раз падали, отбивая хлеб у клоунов. Все были пьяны. Все, кроме хозяина.
– Чезаре, – шепнул синьор Копальди, склоняясь к плечу дожа, – вечерний туалет донны Филомены закончен, горничные удалились.
– Зачем мне это знать? – Его серенити посмотрел на огонь свечи сквозь бокал. – Или прикажешь брать спальню собственной супруги приступом?
– Поговори с ней.
– Однажды я это уже сделал. И что? Услышав о моем изъяне, синьорина в ужасе сбежала.
– Это твои домыслы.
– У нее отдельная спальня.
– Ей пришлось импровизировать! Когда на причале нас встретил кардинал Мазератти со свитой, она быстро сориентировалась, сообщив во всеуслышанье, что вы с ней молились об избавлении Аквадораты от чумы и что море послало спасение.
– Для демонстрации наших успехов хватило бы и чистых каналов! Кстати, мусорщики принесли деньги?
Синьор Копальди кивнул:
– Все до базанта.
– Конечно, за пару месяцев мы загадим воду до прежнего состояния, но пока на нее любо-дорого посмотреть.
– Чезаре!
– Ладно, уговорил. – Дож поднялся из-за стола. – Нанесу тайный визит дражайшей супруге.
Артуро уклонился от объятий веселой Коломбины и последовал за хозяином. Гвардейцы ночного караула на первом этаже отдали им честь.
– Я дам ей развод, – бормотал Чезаре. – Она уже сделала для нашего города больше, чем любая из предыдущих догаресс, и заслужила награду. Мы разведемся, синьорина Саламандер-Арденте найдет себе другого мужа, который сможет одарить ее целым выводком рыженьких саламандр…
Синьор Копальди не возражал этому бреду. Развод? После того как граждане превозносят имя донны догарессы на каждом углу? Она – символ Аквадораты. Она прогнала из лагуны морское чудовище, ее молитвы избавили город от чумы, она прекрасна и добродетельна. Отпустив от себя супругу, Чезаре поставит на себе крест. Сейчас, если бы дожа выбирали все граждане, а не избранные патриции, народ избрал бы Филомену.
– Я поступлю благородно… – Дож резко обернулся к спутнику. – Какого черта ей понадобились дети?
Артуро не отвечал. На самом деле, нужны или не нужны наследники донне догарессе и когда именно, он не знал. Детей хотел Чезаре и теперь проецировал свое желание на Филомену.
Они поднимались по лестнице на второй этаж, и синьор Копальди придержал дожа за локоть.
– Ты слышишь?
– Что? – Чезаре повернул голову.
– Кто-то крадется внизу.
Перегнувшись через перила, они узрели двух синьорин, облаченных в красно-желтые платья фрейлин.
– Ваша серенити! – ахнули девушки, приседая в реверансе.
Донна Раффаэле и донна Сальваторе явно возвращались после тайной вылазки.
Артуро строго поинтересовался, что именно они делали за пределами дворца. Паола, запрокинув голову, стрельнула глазками на дожа:
