– Что это за клоун, экселленсе? – гулкий голос, раздавшийся из-под какой-то маски, навевал мысли о могильном холоде.
– Человечек. – «Абсолютно точно не привратник» пожал плечами и щелчком расправил белоснежную манжету, выбившуюся из рукава камзола. – Почему бы и нет?
Бледные его губы растянулись в улыбке, поморщились, сложились дудочкой, будто примеряя непривычные гримасы:
– Предлагаю игру. Кто первым угадает профессию этого… гм… синьора, получит…
Кто-то азартно перебил экселленсе:
– Чую аптекарский запах. Касторка и живоцвет. Он лекарь?
– Скорее больной, – проговорил другой с не меньшим азартом, – его пользовали от запоров.
– Господа, – протянул третий, – нельзя ли менее физиологично?
– А что плохого в физиологии?
– Это неприлично.
– Что нам человеческие приличия?
Экселленсе втянул воздух, отчего ноздри его длинного носа затрепетали подобно парусам корабля:
– Клейстер и дерево. Столяр? Нет, что-то еще. Краски, грим, свечной жир. Кукольник?!
Толстяк, до которого наконец дошло, куда именно он попал, рухнул на колени, сорвал маску, обнажая ничем не примечательное пухлощекое лицо:
– Так точно, экселленсе, директор кукольного театра маэстро Дуриарти к вашим услугам.
Общество разочарованно забормотало: «Опять он выиграл».
– Теперь можно поесть? – раздраженно спросила женщина.
– Питаться пожилым господином апоплексичного вида, страдающим к тому же запорами? – Экселленсе поморщился. – Нет, великолепная Лукреция, предлагаю другую игру. Сейчас дражайший маэстро просветит нас, какие заговоры плетутся его сородичами в благословенной Аквадорате.
Дуриарти на четвереньках пополз к трону.
– Идиотская игра, – слышался шелест.
– И скучная.
– Сколько можно забавляться заговорами? Тысячу раз уже…
– Нелепо…
– Неуместно…
Верховный вампир зашипел, заставляя недовольных умолкнуть.
– Начинай, кукольник.
И тот забормотал, перечисляя все тайные общества, в которые успел вступить, раскрывая цели и задачи, примерно одинаковые у всех, ибо состояли они в свержении теперешней власти и извлечении выгод, которые всенепременно за свержением последуют.
– Пожрет чудовище из моря? – через некоторое время переспросил экселленсе.
– Именно так, хозяин. – Лебезить маэстро Дуриарти умел лучше всего на свете. – Видимо, во время ежегодного обряда обручения с морем на дожа нападет кракен.
– У вас есть кракен? – ахнула женщина.
– Наверное, – растерялся толстяк.
– Ничего у них нет. Последнего кракена убил лет двести назад какой-то болван в рогатом шлеме.
– Который? Зигфрид?
– На нем написано не было!
– На кракене?
– Нет, на шлеме.
Перепалка разгорелась нешуточная, но кто именно участвовал в ней, понять не удалось бы никому. Из-под клювастых масок раздавались одинаково надтреснутые мужские голоса.
– Точно Зигфрид, вождь этих беловолосых дикарей, которые убивают друг друга на берегах северных морей.
– Буду я еще имя каждого варвара запоминать!
Экселленсе зашипел, призывая к порядку, и возвестил:
– Дож Муэрте получит свое чудовище от нас.
– Кракена? – пискнул кукольник, разум которого от невозможности объять все происходящее слегка помутился.
– Прекрасную деву, – ответил верховный вампир напевно. – Ее подарит дожу море во время обручения.
– Я, кажется, понимаю, – заливисто хихикнула женщина. – Его безмятежности придется вступить в брак с этим чудом.
– А ночью она его сожрет, – закончил экселленсе.
Кто-то предложил:
– Сразу после этого неплохо было бы напустить на город мор: холеру или чуму. Чтоб людишки окончательно осознали свое проклятие.
– Лишнее, – сказал верховный. – Если только мы не собираемся строить здесь вампирскую утопию с горсткой выживших.
Все хором решили, что строить и организовывать – скука смертная и что устранения дожа для того, чтоб продемонстрировать забывчивому человечеству мощь аквадоратского клана вампиров, вполне достаточно.
Маэстро радостно покивал:
– Что прикажете делать мне, хозяин? Все забыть?
– Не время забывать. – Глаза экселленсе вспыхнули нестерпимым алым светом.
* * *
Директор кукольного театра синьор Дуриарти проснулся наутро в грязной подворотне, голова гудела, хотелось пить.
– Надо же было так набраться! – сказал себе синьор и отправился домой, почесывая шею, на которой непонятно откуда появились две аккуратные круглые ранки.
Из его жизни пропало целых четыре дня, подушечки пальцев были стерты и испещрены порезами, будто в своем многодневном пьяном угаре почтенный кукольник работал не покладая рук.
* * *
Искусством бесшумных вылазок я владела неплохо. Конечно, до совершенства синьорины Маламоко мне еще расти и расти, но шаги мои были легки, а движения осторожны.
– Куда ломишься? – спросила Карла, когда я, до хруста вытянув шею, вглядывалась в темный коридор первого этажа.
– Дохлый кракен! – Я прижала руку к груди, чтоб сердце не выскочило от испуга. – Как тебе удается быть столь бесшумной? Ты вообще человек?
– Куда, Филомена?
– Меня ждет Эдуардо.
– Где?
– Предполагаю, что у черного хода.
– И на чем основаны твои предположения? – Карла опустила голову к плечу, прожигая меня любопытным взглядом.
Таккола – «галка», так ее иногда называли, за черную масть и такие вот птичьи движения.
– Маура видела на воде гондолу да Риальто.
– И?
– И во время последнего нашего свидания я намекнула Эдуардо…
– Намекнула? – перебила подруга. – Этот синьор не распознает намека, даже если тот наступит ему на голову.
– С этим я, пожалуй, соглашусь, – сообщила синьорина да Риальто, появляясь за нашими спинами. – То есть чтоб быть понятым, твой намек должен был звучать примерно так: Эдуардо, показавшись перед окнами «Нобиле-колледже-рагацце», продолжи движение по направлению к Гранде-канале, отсчитай четвертую пристань и…
«Тайным» ходом за три прошедших года пользовалась хотя бы один раз каждая из нас, и дорогу Маура описала без труда.
Девушка вздохнула:
– Ну и неплохо было бы заставить братца этот намек повторить.
