Незаслуженное обвинение больно отозвалось в груди и зажглось ярким румянцем на щеках — как будто мне наотмашь дали пощечину.
— Моя неожиданная нежность, — слова приходилось дробить, чтобы не сорваться, — не стоит ровным счетом ничего. И именно поэтому не продается ни за какие блага. Она либо есть, либо ее нет!
Показательно отвернувшись к окну, до конца дороги не проронила ни слова. Впрочем, маркиз и не настаивал. Он так же нарочито безразлично отвернулся к окну, лишь изредка бросая в мою сторону короткие взгляды, отвечать на которые в свете последних обвинений я не стала.
До поместья добрались довольно быстро — огненная сила, гнавшая лошадей, значительно ускоряла путь. Всего с полчаса — и усадьба Левшиных встала перед нами огромной белой глыбой. Даже из окна было заметно, насколько велики владения огненного мага.
В конце аллеи, по обеим сторонам которой раскинулись многолетние клены в юной по весне шевелюре, стоял огромный белоснежный особняк с широким мраморным подъездом в окружении десятка колонн. У парадной двери выстроилась вереница слуг, ожидавших прибытия хозяина.
— Маркиза? — Николаю Георгиевичу пришлось поторопить меня. — Не задерживайтесь. На все у нас есть не более двух часов.
Подав затянутую в белую перчатку руку, позволила супругу подвести меня к дому и представить прислуге. Приятно удивилась, поняв, что господин Левшин не солгал ни словом: здесь им действительно восхищались, не проявляя ни малейшего намека на недовольство.
Пройдя в широкую двустворчатую дверь, поняла, что поместье ничем не уступает по размаху петергофскому особняку: дом был обставлен с тем же тонким вкусом, что и в городе, быть может отличаясь лишь чуть более тяжеловесной мебелью, характерной для убранства большинства загородных резиденций.
Мои покои, как и в Петергофе, оказались смежными с комнатами его сиятельства.
— Вы можете обставить здесь все по своему вкусу, — заверил Николай Георгиевич, раскрывая тяжелую дверь. Но выражение его лица тут же приобрело холодный оттенок, и он уточнил: — Если, конечно, пожелаете остаться по истечении срока договора.
Огненный маг смерил меня испытующим взглядом, приказав:
— Вы должны быть готовы к шести, не опоздайте.
Глухо хлопнув дверью, маркиз оставил меня посреди огромной гостиной, еще одна дверь из которой открывалась в просторную светлую спальню.
Пригласив камеристку, попросила приготовить горячую ванну. Теплая вода мгновенно смыла тревоги трудного дня, и я немного расслабилась. Как следует вымывшись, вытерла волосы пушистым полотенцем и, облачившись в халат, вышла в спальню.
На широком ложе, укрытом коричневым с золотом покрывалом, блестело шелковое платье, приготовленное к сегодняшнему выходу. Просушив волосы полученной в дар силой, позволила камеристке уложить их почти тем же образом, что и в день помолвки.
И блестящим белоснежным вихрем обернулась на звуки приближающихся шагов.
Маркиз одним лишь взглядом приказал прислуге покинуть комнату, остановившись позади меня. Шеи коснулись горячее дыхание, мгновенно разжегшее волнительное чувство сродни легкому опьянению. Едва устояв на ногах, замерла.
Сквозь настороженность от того, что неприятный разговор может иметь продолжение, внезапно осознала: на сей раз его сиятельство решил оставить взаимные упреки. Облегченно выдохнула, тут же ощутив новую волну ласки.
Пальцы супруга запорхали по коже, рождая на ней вереницу мягких огненных вспышек. Закрыв глаза, внезапно задохнулась от острого восторга, едва сдержав тихий стон, и вовремя прикусила губу, когда поняла, что маркиз склонился к моему ушку, опаляя его своим дыханием.
Слабо отдавая себе отчет в происходящем, отклонилась назад, окунувшись в жар ставшего огнем тела. Легкий вздох и тихий смех, за которым от ладоней его сиятельства по коже пробежали крошечные искры. От этих огоньков рождалось ласковое тепло, сворачивавшееся под кожей тугим узлом. И мне стоило огромных усилий удержаться, чтобы не обернуться к супругу, проявив нежность, случившуюся ночью.
Будто бы умея читать не просто мысли — желания, маркиз уже в следующий момент развернул меня лицом к себе и заключил в объятия, накрыв губы яркой вспышкой. Голова закружилась, в разы усиливая краски чувств, и, кажется, моя робость совсем исчезла, потому как ладони вспорхнули к шее супруга, сползая с каждой секундой все ниже к груди.
Позволив понять свои желания, господин Левшин медленно прижался ко мне всем телом. Заскользил губами по влажной шее, по пути игриво поясняя:
— Еще немного — и мы окажемся не на светском рауте, а в вашей постели. — Он нежно сцеловал остатки сладости с губ, заставив меня раскрыть глаза.
Качнувшись, я снова оказалась в его объятиях, постепенно возвращаясь в настоящее. С разочарованием поняла, что волшебство момента безвозвратно утеряно, и крепко сжала кулаки, пытаясь увеличить расстояние между нами.
— Спустя пятнадцать минут мы должны быть во дворце, Ольга, — уже серьезнее произнес господин Левшин, с сожалением заглянув в глаза. — Императорское приглашение отклонить невозможно.
Он коснулся разгоряченными губами моего лба, бережно приподняв рукой подбородок, и, словно бы извиняясь, произнес:
— Но я с удовольствием продолжу вечер с того места, на котором мы остановились. Если вы, моя дорогая супруга, все так же изъявите желание.
Последнее слово особенно выделилось маркизом, заставив меня пристыженно опустить взгляд.
— Вы стесняетесь своих чувств? — Николай Георгиевич, похоже, запоздало понял свою оплошность, тут же предприняв попытку ее исправить: — Не нужно. Поверьте, это единственное, что стоит хотя бы чего-то в нашем мире.
Он нехотя отстранился и, снова заглянув в глаза, достал из кармана черного фрака довольно широкую коробку, покрытую черным же бархатом:
— Позволите? Ваш гарнитур неполон, а мне было бы совестно, если бы моя супруга вышла в свет без должного лоска.
Приподняв крышку, господин Левшин достал пару восхитительных серег и тонкий обод браслета, прекрасно гармонирующих с теми украшениями, которые уже были у меня. Настойчиво попросил:
— До конца недели не снимайте этого, Ольга. Вам понятно?
Послушно кивнула, проведя кончиками пальцев по изящным камням:
— Они прекрасны, благодарю вас… Николай.
— Артефакты, — пояснил он. — И тоже фамильные.
Позволив супругу помочь надеть украшения, раздумывала, является ли это подношение подарком лично мне или все же супруге его сиятельства. Однако, в итоге придя к выводу, что фамильная ценность должна остаться в семье маркиза, проговорила:
— Я… верну украшения, когда все закончится.
Огненный маг резко замер. Заледенел, словно превратившись в каменную статую, и ровным голосом, не выражавшим ни единой эмоции, согласился:
