Помня, что вокруг нас живое море толпы, пришлось сдержаться. Незаметно ухватиться за ладонь маркиза, отчего-то привезшего меня к месту прощаний безо всяких объяснений, и оглянуться на гремящий звук приближающегося железного великана, медленно вынырнувшего из густых облаков дыма и пара.
Густо запахло машинным маслом. Лежащей на переносных прилавках уже несвежей выпечкой и чем-то сладким, к чему то и дело протягивались детские ручонки. Кое-кому лакомство доставалось сразу, другие вынуждены были отойти — и к общему шлейфу звуков добавлялся обиженный детский плач.
— Есть хочешь? — с заботой спросил муж, угадав направление моего взгляда.
Но я отрицательно замотала головой: хотя после обеда прошло довольно много времени, еда — последнее, что приходило сейчас на ум.
— Спасибо, не нужно…
Позади раздался восторженный возглас нескольких мальчишек, заставивший интуитивно обернуться.
Арка, в считаные мгновения проглотившая очередной поезд, тут же вспыхнула бледным светом, наподобие того, что жил в фонарях улиц, и по этой вспышке стало ясно: последняя разработка моего отца применялась не только для иллюминации улиц. Конечно, на какое-то время оставшегося в распоряжении короны ливиума еще хватит, но дальше…
Воспоминание о родителе отдалось острой болью в сердце, усилившейся от неприятного предчувствия надвигающейся опасности. Я подняла глаза на мужа. Приняв условия его игры, не спрашивала ни о чем до самого вокзала, но тревожное волнение с каждой минутой становилось все нестерпимее, заставляя терять остатки самообладания:
— Николай, что происходит? Мы уезжаем? — Пытаясь найти в карих глазах ответ, натолкнулась на щемящий душу взгляд, которого до этого дня ни разу не видела у супруга, и осознание еще не произнесенных слов вдруг накрыло с головой, лишая оставшихся сил и напрочь выбивая последний воздух из легких. — Уезжаю только я, верно?
Раскачиваясь, заработали тяжеловесные литые диски, застучавшие по отполированным до блеска рельсам, проглотив в нарастающем гуле слова мужа:
— Прости.
Привычным жестом подняв ладонь к моему лицу, он мимолетно коснулся кончиками пальцев подбородка, почти мгновенно отдернув руку, будто бы больше не имел права на подобную ласку. С сожалением произнес:
— Ты должна знать… — Слова давались ему с огромным трудом, приходилось раз за разом прочищать горло. Муж протянул довольно тяжелый кожаный ридикюль, попытавшись пояснить: — Все документы в порядке, я сам проверил их сегодня утром.
Он растерянно улыбнулся:
— Помнишь, тебе все время хотелось уехать? Разорвать помолвку и больше никогда меня не видеть? Начать новую жизнь вдали от Староросской империи, забрав деньги отца, встретиться с Алешей…
Николай мягко коснулся сжатой ладони, осторожно раскрывая сомкнутые пальцы, и вложил в них ручку увесистой сумки.
— Ты выполнила свое обещание, и теперь мой черед исполнить свое. — Его голос чуть дрогнул, выдав эмоции, но лицо по-прежнему оставалось бесстрастным. Почти — ведь подрагивавшую темную жилку у самого виска разглядеть можно было лишь вблизи. — Обещанный счет открыт, и он в два раза больше того, о котором мы договаривались поначалу.
Николай рассеянно вытянул из нагрудного кармана сюртука длинный билет, сверяя время и номер прибывшего поезда. Подвел меня к нужному вагону и тряхнул головой, словно пытаясь восстановить нить разговора:
— Что еще? Алексею сообщил о твоем прибытии огненным порталом, отследить который совершенно невозможно. Ответ получил незамедлительно: он встретит тебя на платформе. Молодого графа опасаться не стоит, ты по-прежнему дорога ему…
На лице моего мужа — впрочем, в статусе последнего я уже не была уверена, — отразилась глубокая внутренняя борьба, как будто он вот-вот был готов прервать этот театр абсурда. Но волевым усилием огненный маг скоро взял себя в руки, уже более твердо взглянув на меня.
— Я напишу, когда все закончится… сразу после бала. О похоронах не беспокойся, я позабочусь о твоих родных.
Уже понимая, что решение принято и изменить ничего нельзя, я все же заставила себя проглотить соленую воду, подступившую к самым ресницам. Понимала, что, если задам вопрос, навсегда потеряю не просто гордость — нечто гораздо более важное, частицу себя. Но уехать от него, так и не узнав причин, просто не смогла:
— Ты… гонишь меня?
— Что?! — Глаза Николая словно затянуло чернильной тьмой, и он порывисто шагнул ко мне. Остановился, когда его сюртук уже касался распахнутых пол моего плаща. И, не замечая осуждающих взглядов прохожих, с чувством произнес: — Я запрещаю тебе так думать, поняла?!
В глубине огненных омутов свернулось нечто темное — страшное, дикое и необузданное. Грозящее смести на своем пути любые преграды, и лишь сейчас мне стало ясно, кем был мой супруг.
В высоких родах всегда считалось, что наследник крови только управлял подвластной ему стихией, но именно в этот момент я целиком осознала: маркиз Левшин, последний боевой огненный маг Староросской империи, оказался не чем иным, как самим пламенем.
Огонь рождался внутри его глаз, и его сиятельство безо всяких усилий повелевал им по своему усмотрению, а я… Кажется, когда-то я разбудила эту стихию, как и он — мою…
Дрожа от волнения, сделала шаг назад, едва не споткнувшись об отвесный край платформы. Вовремя ухватившись за сюртук мужа, разом вспомнила об услышанном утром. Если Николай не соврал о проснувшемся даре, тогда я могла незамедлительно приказать ему рассказать правду — и во всей Старороссии не существовало бы ни единой души, способной противостоять силе моего убеждения.
С надеждой взметнула ладони к самому его лицу. Коснулась прохладной кожи, уже начавшей покрываться колкой щетиной, но тут же расслышала отчаянную просьбу:
— Не нужно, не заставляй меня…
Что ж, маркиз свой выбор сделал, и я не могла противиться. Взгляд задержался на широком золотом ободе кольца, украшенном огромным, почти черным камнем, — гарнитур из могущественных артефактов, на протяжении последних нескольких сотен лет принадлежавших женщинам семьи Левшиных.
Понимая, что не имею больше ни малейшего права носить эти украшения, потянулась к серьгам, попытавшись снять их, но тут же была остановлена крепкой рукой мужа.
— Прошу, не стоит, — прошептал Николай. — Мне будет приятно знать, что они у тебя.
— Твоя жена… они должны принадлежать ей, когда придет время.
Огненный маг склонился непозволительно близко к моему лицу, с болью прошептав в самые губы:
— Мы можем обмануть друг друга, сделав вид, что все еще женаты…
Грустная улыбка, которую хочется вернуть. А вместе с ней — поцелуй. И, пожалуй, эта ласка — первая, подаренная мной с таким чувством…
Я могла бы сдержаться, но что тогда осталось бы в моих воспоминаниях после того, как эта платформа исчезнет за блеклой вспышкой отцовского ливиума? Да и чего стоила гордость, если взамен нее нужно было отдать столь многое?
