Закрыв глаза, позволила себе в последний раз ощутить аромат мужа.
Пряный, с примесью огня и гари. Пожалуй, сейчас он чуть горчил, противно щипля в носу, но я все равно вдохнула его полной грудью.
— Ольга? — Во взгляде Николая почему-то проскользнула надежда, хотя это и казалось лишенным всякого смысла.
Только не ответить было нельзя. Сглотнув набившуюся в горло горечь, прошептала в ответ:
— Я заберу этот обман с собой, а пока… это все еще поцелуй твоей супруги…
Каждая ступень, ведущая в одноместное купе, опустошала меня все сильнее, и к тому моменту, как я закрыла за собой дверь, чувств не осталось вовсе. Тут же задернув грубые, молочного цвета низенькие шторы, больше похожие на занавески в кукольном домике, опустилась на кожаное сиденье. Я сейчас и сама походила на куклу: безжизненное тело с такими же остановившимися глазами. Только руки подвижны…
— Вам что-то понадобится, госпожа?..
Молоденькая проводница в темно-синем дорожном платье с огромным белым знаком железных дорог Петергофа на груди вежливо улыбнулась, выжидающе смотря на меня.
Рассеянно взглянув на билет, увидела на нем совсем не свое имя: Вера Матвеевна Калинина. Ошибки быть не могло, этот билет совершенно точно передал мне мой супруг. Значит, подменил имя намеренно?
Доверяя ему даже после расставания, все же согласилась:
— Госпожа Калинина. — Называть себя чужим именем было странно, но ввиду последних событий осторожность маркиза казалась оправданной. — Скажите, сколько времени уйдет на путешествие по территории Старороссии — до того, как мы пересечем границу?
— Еще две вспышки, — любезно сообщила девушка, сверяясь с небольшой папкой. — Поезд скорый, поэтому время следования вдвое меньше.
Она окинула меня внимательным взглядом и с пониманием пояснила, видимо, догадавшись, что путешествие железной дорогой для меня происходит впервые:
— Второй ливиумный всплеск может показаться слегка… некомфортным — так всегда бывает, когда пересекаем границу. Однако, надеюсь, это доставит вам совсем немного беспокойства. Переход можно облегчить, приняв вот это. — Она достала из нагрудного кармана небольшой стеклянный пузырек, доверху наполненный грязно-серыми пилюлями, тактично предложив: — Стоимость трансформатора следует оплатить отдельно: она, конечно, довольно велика, но если вас укачивает в карете…
Понимая, что передо мной находится не что иное, как флакон с уже знакомым лекарством, слишком резко закачала головой. И пусть содержимое его было, скорее всего, представлено каким-то соединением с весьма низкой долей самого ливиума, — а в этом я была уверена, — только все же восемь лет приема отцовского трансформатора не оставляли ни капли сомнений: справлюсь.
— Что-то еще?
Подумав, заказала стакан черного чая, без сахара и пирожных, — понимала, что есть сегодня не смогу. Дождавшись своего заказа спустя пять минут, щелкнула задвижкой, попросив проводницу не беспокоить меня до самого прибытия.
Поезд тронулся. Протяжно запыхтел, загудел — и уже в следующую минуту стал набирать скорость. Под ложечкой опасно засосало — сказывалось недавно пережитое волнение и легкий голод. Но мне удалось справиться с эмоциями, прикрыв глаза на несколько минут и глубоко задышав, привычно спрятав пальцы в складки платья.
Вдох — выдох.
Вдох — выдох.
Вдох — выдох.
Гулкая вибрация чуть ослабла, а ход железного гиганта постепенно выровнялся. Сторонние звуки поутихли, вновь вернув тишину одноместного купе.
Постаравшись как можно удобнее устроиться на жесткой подушке сиденья, звонко скользнула язычком замка дорожной сумки, подаренной супругом. С грустью подумала, что с этого дня мне снова придется научиться справляться со всем самой, после чего вытянула всю уложенную туда поклажу.
На дне ридикюля нашла две кожаные панки с вензелями дома Левшиных, один небольшой конверт, запечатанный перстнем маркиза, довольно крупный, звенящий монетами, кошелек и увесистый сверток, запакованный в ворох тонкой оберточной бумаги. Всего мгновение колебалась, решаясь, стоит ли именно сейчас снова напоминать себе о прошлом: расставание раз за разом увлажняло глаза и я по-настоящему боялась постыдно разреветься.
Но в голове прозвучал знакомый голос: «Держи себя в руках, Ольга! Ты — наследница Соколовых, а мы в любой ситуации держим спину прямо». И, сев ровнее, дрогнувшими пальцами развернула бумагу, покрытую идеально ровными буквами.
«Прежде чем ты возненавидишь меня, мне хотелось бы оставить тебе последние ориентиры. Поясняться не стану — вряд ли моему поступку найдется прощение даже в твоем сердце. А потому запомни вот что.
Внутри сумки ты найдешь два комплекта документов: один — на твое настоящее имя, другой — на вымышленное. Прости, но до петергофского бала тебе придется для всех на время исчезнуть, превратившись в простую девушку без высокородного имени и наследного дара.
Подвластную стихию пока не используй — она словно маячок для ищеек, которыми полнятся ряды изменников. На нее смогут выйти даже за пределами империи. И да, не беспокойся: имя вымышленное, но в документах неточности быть не может — проверял сам.
Постарайся затеряться в Италийских землях — Алеша поможет».
В этом месте почерк маркиза чуть заметно менялся, как если бы он вынужден был прерваться на время. Но уже внизу страницы со столь же выверенным изяществом была сделана крошечная приписка:
«Отцовская друза всегда принадлежала тебе. Прости, что не отдал сразу.
Верю, что ты все сделаешь правильно. Николай».
Поспешно развернув сверток, задохнулась: это действительно была та самая друза, найденная в кабинете отца на второй день знакомства. Прозрачный кристалл отблескивал гладкими гранями, но запускаться по-прежнему упрямо не желал. Так что спустя минуту тщетных попыток я просто оставила его на дне ридикюля, решив, что сохраню как единственную память о своей семье.
Разложив перед собой кожаные папки, бегло осмотрела их содержимое. Одна из них действительно оказалась на вымышленное имя. С документами и ворохом банковских бумаг, позволявших прожить оставшиеся до петергофского бала дни едва ли не в роскоши. Вторая же…
Чувство всепоглощающего разочарования затопило меня хлесткой волной, когда пальцы коснулись лощеного документа, заверенного главной печатью министерства и подписью самого цесаревича. В акте о расторжении брака я снова увидела свое старое имя: Ольга Савельевна Ершова, наследная графиня четвертого графа Ершова и единственный потомок герцогского дома Соколовых.
Дышать стало совсем невозможно, потому как жар на мгновение накрыл с головой. Глупая, а ведь я думала, что лишилась чувств…
Снова размеренно задышав, смогла разглядеть остальное.
Денежные бумаги поражали размахом цифр. Оказалось, Николай побеспокоился не только о данном обещании, щедро удвоив его, но и предусмотрительно перевел наследуемые мной деньги на несколько различных счетов на случай любой непредвиденности.
