— Очень хорошо, только побыстрее, — разрешил коп.
Брэн вывел меня в коридор, где женщина-полицейский разговаривала с кем-то по сотовому. Быстро покосившись на нее, Брэн проводил меня в ванную и зашел внутрь вместе со мной.
Ванные в нашем кондоминиуме были огромными, но вдвоем с Брэном там оказалось невыносимо тесно. Брэн стоял слишком близко. После стазиса и препаратов мои эмоции слегка вышли из-под контроля.
— Что ты делаешь? — спросила я, когда Брэн закрыл за собой дверь.
— Не говори им, что ввела себя в стазис, — сказал он.
Не знаю, каких слов я ожидала от него, но явно не этих.
— Почему?
— Потому что они присвоят тебе девиацию первой степени, после чего дюжина психологов начнет копаться у тебя в голове, — ответил Брэн. — Возможно, это пошло бы тебе на пользу, но Гиллрой с радостью уцепится за любую возможность признать тебя неспособной управлять имуществом своих родителей, чтобы получить право пожизненного контроля над ЮниКорп. Ты, конечно, ни в чем не будешь нуждаться и даже будешь формально стоять во главе компании, но Гиллрой получит тебя с потрохами.
Я шумно сглотнула.
— Ой, — пролепетала я. — Спасибо. Но как мы объясним то, что я пропала на целых два дня?
— Патти и Барри заметили твое отсутствие только сегодня утром, — прошипел Брэн. — Я заметил это раньше них! А то, что ты прогуляла два дня занятий, вовсе не означает, что ты куда-то исчезала. Скажи им, что тебя скрутил острый приступ ностальгии, и ты вместо школы рылась в коробках со старым хламом.
— Но что я могла там искать?
— Какая разница? Так и скажи — это неважно. Просто искала что-нибудь.
Хорошо, — кивнула я и посмотрела на себя в зеркало. Я была похожа на одну из попрошаек, которые обступали меня, когда я выезжала с родителями в город. — А теперь мне бы и правда хотелось принять ванну.
Брэн понял мой намек.
— Ну да, конечно. Увидимся в гостиной, — он вышел за дверь.
Когда через пять минут я вернулась в гостиную, то была уже не так похожа на бродяжку. Я даже хотела сменить убитую школьную форму, но в конце концов решила, что это не обязательно. Похоже, кто-то распорядился не подпускать ко мне репортеров. Выглянув из окна, я увидела белоснежную голову дедушки Брэна, который утихомиривал журналистов, бушевавших перед нашим парадным.
Прежде всего, полицейские потребовали рассказать им все, что я помню о первом нападении. Но Патти и Барри хотели знать, почему я ни словом не обмолвилась об этом.
— Я не знаю, — ответила я. — Честно говоря, я не была уверена в том, что это случилось на самом деле. Видите ли, мне постоянно снятся кошмары, причем ужасно страшные. Вы накричали на меня тем утром, а когда я вернулась из школы домой, прислуга уже все убрала, и мне стало казаться, что, может быть, это тоже был только сон.
Вообще-то, это была правда — просто не вся. Настоящая правда заключалась в том, что я не чувствовала себя вправе грузить Патти и Барри своими проблемами. Хотя, если задуматься, это было довольно странно.
По совету Брэна я рассказала всем присутствовавшим, что просто рылась в старых вещах. Я никуда не убегала. Я не хотела никого напугать. Я не думала, что кто-то заметит мое отсутствие и вызовет полицию. Все дружно заверили меня в том, что я не сделала ничего дурного. Интересно, что бы они сказали, если бы я призналась, что отправила себя в стазис? Если верить Брэну, в этом случае меня не ждало бы ничего хорошего.
— Отлично, — сказал Гиллрой в заключение. — Но пока ты не должна никуда уходить одна. По крайней мере, до тех пор, пока за тобой охотится Пластин.
— Что такое этот Пластин? — спросила я.
Три ответа обрушились на меня почти одновременно.
— Робот, — сказал Гиллрой.
— Оружие, — сообщил полицейский.
— Труп, — брякнул Брэн.
Я содрогнулась:
— Ч-что?
— Пластин — это человеческий труп, подвергшийся пластификации, что делает его практически не поддающимся уничтожению, — пояснил Гиллрой. — Пластины находились в стадии разработки как раз в то время, когда тебя погрузили в стазис. Они обладают всеми функциями и способностями человеческих воинов, но при этом в двадцать раз сильнее и абсолютно невосприимчивы к боли. Потрясающие создания! Полностью лишены эмоций, зато могут корректировать свои программы через нейронные проводящие пути, что в некотором смысле позволяет сравнить их интеллект с человеческим. А люди, хочу тебе заметить, гораздо умнее, чем ты думаешь. Ты только представь, какие сложные расчеты траектории с учетом направления ветра и множества других факторов приходится делать, скажем, кэтчеру в бейсболе! Однако Пластины не столь быстро адаптируются к изменению ситуации, что блестяще доказал Брэн сегодня днем.
— Они ужасны, — вставил Брэн. — Они беспрекословно следуют любому данному приказу, от выноса мусора до устройства массовой резни. Все наши роботы специально запрограммированы так, что не могут причинить вред человеку. Но у Пластинов нет такой программы. Благодаря человеческим нейронам у них нет даже возможности ее внедрения! В этом смысле они, если так можно сказать, чересчур человечны. При этом они натренированы, как солдаты или наемники. Последние тридцать лет использование Пластинов запрещено международной конвенцией, однако они продолжают использоваться в ряде отдаленных колоний, где трудно найти живых людей для выполнения разных работ. Все это чертовски опасно, вот что я скажу. Не говоря уже о моральной стороне вопроса, то есть чудовищности использования человеческих останков.
— Ты говоришь совсем как Ронни! — фыркнул Гиллрой. — Что-то я не слышал, чтобы вы протестовали против использования донорских органов! Вы со своим дедом просто не хотите видеть возможностей, которые откроются перед человечеством после снятия этого нелепого запрета!
— Зато я вижу возможность злонамеренного использования этой программы! Давайте будем убивать одних людей, чтобы использовать их тела для убийства других! — взорвался Брэн и быстро обернулся ко мне: — Пластины в основном изготавливаются из трупов казненных преступников, которые перед смертью продали свои тела, чтобы обеспечить семьи. Изначально они все были здоровы, а став Пластинами, не могут умереть естественной смертью. Их можно только убить. Больше всего тел поставлял Китай, наш типчик скорее всего тоже родом оттуда. Но самая большая лаборатория по производству Пластинов находилась в Германии. Спроси Вила, он знает об этом гораздо больше, чем я — его дед когда-то возглавлял такую лабораторию. Вил говорит, это была настоящая бойня. В буквальном смысле.
— Но ведь они добровольно… — начал Гиллрой.
— Вынужденно! — заорал Брэн.
— Все это не имеет никакого отношения к делу, — заявила миссис Сабах, прерывая этот, как уже стало понятно, давний и долгий спор. — Главное, что запрет до сих пор не снят, а следовательно, тот, кто подослал Пластина, грубо нарушил международный закон.
