Откашлявшись, полицейский тоже вставил свое слово:
— Похищение и убийство являются нарушением международного законодательства вне зависимости от выбора орудия.
Меня била дрожь. Этот Пластин до смерти напугал меня еще до того, как я узнала, кто он такой. Теперь мне открыли глаза на происходящее, и все оказалось в десять раз хуже.
— А его можно остановить? — испуганно проскулила я.
— Очень трудно, — ответил полицейский, не сделав ни малейшей попытки приободрить меня. — Для этого потребуется танк или не меньше двадцати вооруженных людей. Лучше всего найти того, кто послал Пластина, и заставить его отменить приказ.
— Но кто его послал? Это уже известно?
— К сожалению, нет, — ответил Гиллрой. — Ты у нас фигура публичная, а в наши дни далеко не все страницы долгой и славной истории ЮниКорп расцениваются положительно с точки зрения блага для человечества. Допустим, кто-то до сих пор не может простить твоим родителям того, что было сделано в первые годы после основания компании. Вполне возможно, что такой человек может перенести свою ненависть на тебя. А может быть, это просто какой-нибудь сумасшедший, который боится тебя или завидует твоей известности. Мы не можем этого знать.
— Но разве нельзя спросить… его? Неужели нет способа прочитать его программу?
Повисла неловкая тишина.
— Есть такой способ, — наконец ответил Гиллрой, — но, к сожалению, мы не можем найти Пластина.
Ледяной ужас охватил меня.
— Он сбежал?
— Боюсь, что да, — ответил новый голос, и отец Брэна просунул голову в дверь. Внешне он был вылитый африканец и даже двигался немного иначе, чем остальные члены его семьи. Еще я заметила легкий акцент в его густом шоколадном голосе. — Мы несколько раз прочесали весь полуподвал при помощи всех эхолокаторов и нольфакторных приборов, которые только нашлись в полиции. Мне очень жаль, милая, — добавил он, посмотрев на меня. — Но проклятая тварь растворилась, словно призрак.
Теперь я видела, что Брэн был очень похож на своего отца. Я бы непременно улыбнулась мистеру Сабаху, если бы не была так напугана.
— Но разве это возможно? Ведь дверь была заперта.
— Вот именно, — ответил отец Брэна. — Этого никто не может понять.
— Поскольку мы пока не можем поймать Пластина, — вмешался полицейский, — а по твоим словам, однажды он уже покушался на тебя в этой квартире, мы приняли решение на несколько дней спрятать тебя в безопасном месте.
— У Реджи миллион вариантов, — сказал мистер Сабах, присаживаясь на кресло рядом со своей женой. — Для него нет ничего невозможного, правда, Редж?
— Абсолютно, — подтвердил мистер Гиллрой.
— Что касается сегодняшней ночи, то мы с Роузанной предлагаем тебе переночевать у нас. Согласна? Правда, тебе придется спать в одной комнате с Хилари, но…
— С удовольствием! — выпалила я. Потом посмотрела на Брэна и чуть не пожалела о своем согласии. Но разве у меня был другой выход? Мне нравились мистер и миссис Сабах и все еще нравился Брэн, несмотря ни на что.
Но для очистки совести я все-таки сказала:
— Но… — Патти и Барри? Что, если этот тип придет сюда за мной, увидит их и…
— К счастью, мышление Пластина не столь гибко, как наше, — успокоил меня мистер Гиллрой. — Если ему приказано схватить тебя, он не будет обращать внимания ни на кого другого. Патти и Барри могут подойти к Пластину сзади и огреть бейсбольной битой по голове, но это не заставит его броситься на них. До тех пор пока посторонние не мешают Пластину добраться до цели, он их даже не замечает.
— Ладно, — кивнула я. Мне в самом деле совсем не хотелось ночевать одной. — Можно я возьму с собой Завьера?
— Только сегодня, — ответил Гиллрой. — Мы не сможем взять собаку туда, куда я задумал тебя перевезти.
— Можно? — спросила я родителей Брэна.
Они дружно кивнули. Я пошла к себе в комнату собрать вещи для ночевки. Накидав в сумку столько одежды, что хватило бы на целые каникулы, я забежала в студию за альбомом. Здесь я с тоской посмотрела на свои портреты маслом. Скорее бы полицейские поймали этого робота-покойника, чтобы я могла вернуться в свою студию!
Миссис Сабах ждала меня в коридоре, держа на поводке Завьера.
— Готова? — спросила она.
— Да, — кивнула я. — Даже не знаю, как вас благодарить, миссис Сабах.
— Пожалуйста, зови меня Роуз!
— Меня тоже, — засмеялась я.
Мать Брэна улыбнулась и, не слушая моих возражений, забрала у меня сумку.
— Ты до сих пор не отошла от шока, — заявила она. — Уверена, что у тебя все мышцы болят. Сейчас мы придем, и я первым делом приготовлю тебе отличную горячую ванну, с морской солью и пеной.
— Не стоит беспокоиться.
— Это почему же?
— Огромное вам спасибо за то, что пригласили меня, мисс Сабах… то есть, Роуз… Роузанна. Простите, но у меня не получается называть вас Роуз.
Она весело рассмеялась.
— Честно признаться, благодарить нужно не меня, а Брэна. Это он предложил Мамаду пригласить тебя к нам.
Я даже не знала, что об этом думать.
Квартира Сабахов оказалась зеркальным отражением моей. Но если у меня дома царила тишина и гулкое ощущение пустоты, то апартаменты Брэна были полны шума, беготни и постоянных происшествий. Брэн был старшим из троих детей Сабахов.
Хилари оказалась золотистой смуглянкой с туго заплетенными дредами. Ей недавно исполнилось четырнадцать, и следующей осенью она собиралась начать обучение в Юнишколе. Десятилетняя Кайн была черной, как эбеновое дерево, юркой, как сверчок, и озорной, как всякая десятилетка. Наверное, я видела их обеих в больнице, после выхода из стазиса, но совершенно этого не помнила. В те дни через мою палату прошла чуть ли не половина страны, поэтому запомнить всех было просто невозможно.
После того как Завьер был отправлен в сад под надзором Кайн, миссис Сабах исполнила свою угрозу засунуть меня в ванну. Но что это была за ванна! Все ванны в жилом комплексе Юникорн представляли собой глубоко утопленные в пол джакузи, но миссис Сабах высыпала в воду столько душистых солей, влила столько ароматных масел и намешала столько нежнейшей пены, что погружение оказалось похоже на стазис. Я даже немного задремала, но кто-то вовремя прислал ко мне Хилари с тарелкой закусок, и я вдруг почувствовала зверский голод. И не удивительно — ведь я ничего не ела с обеда того злополучного дня, когда так неудачно попыталась признаться Брэну в своих чувствах, а тогда мне кусок не лез в горло от волнения. Получается, я голодала больше суток, если не считать стазис. Но, по большому счету, его тоже нужно учитывать, поскольку после полного переваривания съеденной пищи, стазис просто замораживает потребности организма в еде. Так или иначе, я заставила себя есть очень медленно, чтобы не накатила тошнота.
