— Смотри, — я кивнул, предвкушающе улыбаясь, и глянул на дверь.
Я знал, на что велись девушки. Не важно какие. О да, им всем нравились мои деньги и атмосфера богатства и власти, которая меня окружала. Но прежде всего они велись на мое желание. Если я его проявлял. На искренний интерес к тому, чтобы разложить ее немедленно и трахнуть. На обещание, что это будет лучшим сексом в ее жизни. Обещание, которое не обязательно было выражать словами. Достаточно было и взгляда.
После двойного тихого стука Настя зашла, пятясь так, чтобы тяжелая дверь не пришибла ненароком поднос со стоящими там чашками и сахарницей. Видимо от усердного труда она сняла пиджак и осталась в одной блузке кремового цвета. И вот без пиджака смотрелась очень даже ничего. Во всяком случае бедра и чуть оттопыренная попка вполне напрашивались на прикосновения. А скользнувшая по спине коса в моем воображении вдруг оказалась накручена на кулак, в то время как ее хозяйка оказывалась на коленях и…
Она обернулась.
Сделала несколько шагов.
И широко распахнула глаза, встретившись со мной взглядом.
И честным будет сказать, что то желание, которое вспыхнуло во мне, было непритворным. И не потому, что я будто впервые разглядел эту девочку и с досадой подумал, что не так уж и не прав был Артем. А потому что в ее глазах вместе с испугом мелькнуло обещание чего-то настолько фееричного, что в паху тут же заныло.
Так бывает. Простушка оборачивается тигрицей, готовой на все — и способной на все — в постели. Страстной, выматывающей, крышесносящей.
И иногда это можно почувствовать.
Настя, будто не видя ничего перед собой, кроме меня, споткнулась и полетела вниз, раскидывая все свои конечности.
Это было настолько нелепо, восхитительно и убедительно, что я расхохотался. Победа была за мной — и даже Горильский ничего не сможет сказать по этому поводу.
— Успокойся, — сказал я, чувствуя себя полностью удовлетворенным, — Ничего страшного не произошло. Это всего лишь ковер.
Все еще посмеиваясь, я отправил ее за новым кофе — пора было влить в себя хоть что-то, пока я окончательно не свихнулся от усталости — и посмотрел на друга. Тот ощутимо злился.
— Это ничего не доказывает, — буркнул он.
— Ага.
— Ты пользуешься своим положением.
— Угу.
— Предлагаю пари. Кто первый ее соблазнит тот…
— Артем, ну на хрена мне это?
— Что, боишься проиграть?
Я мысленно закатил глаза. Горильский заколебал уже меня со своими заскоками, но он был из тех, кому проще дать, чем объяснить, почему нет. Поэтому я согласился. Пари так пари. На сраную долларовую монету — кое-кто явно пересмотрел старых голливудских фильмов
[1]. Просто чтобы он наконец заткнулся и начал работать — я точно не собирался подкатывать к своей секретарше. А если ему удасться, то сама будет виновата — и сама пусть с этим разбирается.
Чувствуя непонятное раздражение, я рывком дернул на себя бумаги, зло буркнул чего-то в ответ на новый кофе и заставил таки заместителя работать, а не заниматься херней.
Много позже я вспоминал этот день и думал, как бы все сложилось, если бы не было этого идиотского предложения? Не самого пари, а той подначки, из-за которой я, как последний придурок, начал вдруг видеть в Насте женщину, которая реагирует на меня? Не разглядел тот потенциал?
Я знаю как все сложилось бы.
Я бы продолжал думать, что среди женщин еще остались те, кто не продается. Где-то далеко и теоретически — но остались.
Я бы продолжал жить, как хотел, даже не оглядываясь назад.
Я бы никогда не истекал кровью, как забитая на скотобойне скотина. Никогда бы не чувствовал такой жажды убийства, что кости выворачивало наружу, будто я был долбанный оборотень из страшных сказок.
И никогда бы не узнал, каково это — выиграть, чтобы проиграть.
* * *
— Вам что-нибудь еще понадобится?
Голос моего личного помощника был холоден и сух. Меня это устраивало. Конечно, Константин и в подметки не годился Нине, но та ушла два года назад. Они с мужем неожиданно решили сделать еще одного ребенка и вскоре она уже ходила с пузом — два гребаных снайпера, блин! — а теперь наслаждалась радостями позднего материнства и пока не планировала возвращаться. Хотя я ждал.
Она единственная, кого я готов был ждать.
— Нет, это все. Только…пожалуй, перезакажи нам билеты на понедельник.
— Но у вас в этом городе запланировано еще несколько встреч, люди будут разочарованы и…
— Тебе что, заплатили?
Заткнулся. Может и заплатили — уверен, многим хотелось добраться до меня и пообщаться вживую, я ведь часто вкладывался в чужие предприятия, в том числе не в Москве, и немаленькие средства, потому что если мне было любопытно и интересно, я готов был рискнуть.
— Я сообщу вам данные по новому рейсу, — покорно отозвался Костя и чуть ли не поклонился. Я отправил его прочь из номера и налил себе коньяк.
Вот так. Всякие возражения не по делу я терпеть не мог.
С кем мне нужно, я встретился. И на завтра запланировано какое-то местное мероприятие, такая вишенка на торте, от которого я отхватил изрядный ломоть. А остальные обойдутся — я хотел убраться из этого города.
Точнее, часть меня хотела убраться.
Другая часть жаждала разузнать все об этой сучке и расковырять собственные рубцы.
Я стиснул челюсти.
Не буду вспоминать. Не хочу.
Но, против воли, я вспоминал. Не свое прошлое — с ним, я надеялся, покончено. А вчерашний вечер, когда я столкнулся с этим самым прошлым в холле отеля.
Столкнулся с размаху, будто впечатался на скорости в бетонную стену, и пролетел по инерции вперед, ломая ребра ремнем безопасности, потому что подушка не сработала.
Я охренел, когда увидел ее. Такую как она есть сейчас.
Как принято говорить в уродских книжках про любовь? Розовый бутон расцвел?
Тут блядь другое. Будто мягкого мишку изнутри вспорола кукла Барби, которая всегда там пряталась.
Роскошные волосы, в которые захотелось зарыться, как в стог сена, выпирающие скулы и пухлые губы, в которые я готов был впиться ртом, всосать в себя и растерзать зубами на тысячи лоскутков, чтобы не смели больше притягивать к себе все взгляды.
Она была похожа на долбанную золотую статуэтку, символизирующую своими изгибами время. Гибкую змею, способную в один миг обернуться вокруг тебя и если даже не поглотить, то удушить — но смерть в ее объятиях будет бесконечно сладка.
