Хватит.
И тогда начнется возрождение.
Похоже, мое время пришло. Я изменилась.
«Однажды ты, наконец, поймешь, что это конец. Это и будет начало».
Веринский оказался в нашем городе очень вовремя. Я была готова перевернуть, наконец, эту страницу своей жизни.
Хотя, пожалуй, нет.
Я была готова сжечь эту книгу дотла. А вместе с ней и всю темноту, что скопилась в моей крови. И начать писать новую историю, где я буду жить не смутным и больным прошлым и не непонятным будущим, а здесь и сейчас. Прекрасным настоящим.
Просто время от времени буду ходить на берег реки с бокалом игристого и смотреть на то, как проплывают мимо трупы моих врагов.
И на сегодняшний момент мне, пожалуй, оставалось одно дело. Чтобы не просто покончить с прошлым и не думать о нем — чтобы оно перестало думать обо мне. Чтобы поставить жирную точку, снова взять судьбу в свои руки — и перестать, наконец, действовать по прихоти других людей и обстоятельств.
Да, я ненормальная. Но кто меня упрекнет? Никто не знает меня настолько, чтобы разобрать по полочкам мое поведение и указать на ошибки. Никто и не узнает — я этого не позволю. Я научилась строить свою жизнь исходя из собственных предпочтений и потребностей.
И сейчас я хотела победить.
Григорий Яковлевич, наконец, насытился общением и отошел в сторону, предупредив, что если мне угодно, я могу уехать в любое время.
Мне было угодно. Тем более, что вечерело и становилось не просто прохладно, а холодно.
Я взяла бокал шампанского, выпила его залпом, а потом снова повернулась к Веринскому. Глядя на него в упор, не скрываясь, уподобляясь всем тем девкам, что постоянно крутились вокруг него. Взяла еще один бокал — чтобы что-то хотя бы держать в руках, раз себя получалось с трудом — и снова прошлась взглядом от начищенных носов туфель до чуть сжатых губ.
Я знала, что он почувствует мой взгляд. Он был хищником — а теми всегда руководили инстинкты. И оставить столь наглое внимание без наказания он не мог.
Мужчина резко обернулся, даже не заморачиваясь тем, что разговаривал в этот момент с кем-то. Глаза его на мгновение расширились, а ноздри дрогнули. У меня было хорошее зрение, и я различила все оттенки его эмоций.
Неверие, злость, похоть, когда он рассмотрел мою фигуру в синем платье на тонких бретелях. Ничего вульгарного — но оно облегало меня, как перчатка. Или обнимало, как руки мужчины.
Так и надо, дорогой. Считай, что я вырядилась для тебя.
Отсалютовала ему бокалом и чуть улыбнулась.
И похвалила себя, что даже не дернулась, когда он направился ко мне, рассекая толпу, как волнорез. С прожигающими меня глазами.
Мой личный транквилизатор в мозг.
Его лицо было напряжено — но больше он ничем не выдавал волнения. Хотя я знала — взволнован. Нет, не нашей встречей. Не происходящим, которое с его стороны выглядело весьма однозначно. Взволнован он был, скорее, той перспективой, которую почувствовал. Ему бросили вызов — и он принял его.
Он всегда был так уверен в себе, в том, что он видит и делает — так почему бы не предоставить ему возможность снова почувствовать себя хозяином положения?
Я провела бесконечное количество ночей анализируя то, что произошло тогда. И поняла одно — он не обманывал меня. Просто замалчивал некоторые моменты, позволяя мне наслаждаться иллюзией.
Он был бесчестным ублюдком — на самом деле. Темным вихрем, уничтожающим всех, кто попадется на его пути. Дьяволом, как мне и показалось при первой же нашей встрече.
Я обманулась сама. И жестоко поплатилась за это.
Я сама, лично, зашла в газовую камеру и дышала отравленным воздухом, пока не потеряла сознание.
Но теперь у меня есть возможность расправить плечи.
И вдохнуть что-то настоящее. Не отравленное высокомерными уродами, которые уничтожают своих пешек ради призрачного шах и мата.
Я смотрела в его глаза, не отрываясь. Видела в них злость на самого себя — но он продолжал идти, будто его насильно тащило ко мне магнитом. Уязвленное самолюбие дало о себе знать, я уверена — еще тогда его взбесило то, что его оставили в дураках и он не может не хотеть отыграться.
Потому и подошел ко мне в ресторане.
Потому подошел ко мне и сейчас. Едва ли не наступив на ногу бизнесмену, который обратился ко мне с каким-то вопросом — я увидела того краем глаза и тут же забыла.
— Выслеживаешь меня, На-астя?
Ну конечно.
Самовлюбленный эгоист, он не мог подумать ни о чем другом.
Внутри все скрутило от его близости, но я и виду не подала.
Только подняла бровь. Стоило вспомнить, что я-то как раз стояла на месте.
— Как тебе местное общество? Не находишь его излишне провинциальным? — спросила спокойно, чуть отворачивая голову в сторону и глядя на это самое общество. Будто самым нормальным было сейчас вести светскую беседу.
Заметила, как вздрогнул. Не ожидал. Но быстро справился с собой.
— Тебе ли судить об этом? — начал Веринский лениво. Вот по-любому скажет сейчас гадость. Он всегда был такой — и раньше меня это чуть ли не восхищало. — Насколько я помню, ты вылезла с такой помойки, что даже это общество предел мечтаний. Для тебя.
Не ошиблась.
Он становится предсказуемым.
И это хорошо. Чем более предсказуем он, тем легче мне будет выполнить задуманное.
Я хотела, чтобы он не просто убрался из этого города — но свалил с полным осознанием того, что я не стою ни копейки, которые готовы заплатить за меня мужчины.
Я хотела чтобы он попался собственную ловушку. Чтобы почувствовал каково это — когда тебя сняли на один вечер.
Я хотела стать той, кем он меня считал — и снять этот груз со своих плеч. Расплатиться своим телом с сукой-судьбой и помахать ей, наконец, вслед.
Бредовая, странная, нелогичная затея, но она захватила меня полностью. Раз я так боялась высоты — стоило прыгнуть с парашютом.
— Ты прав, — я усмехнулась. — Это я ошиблась изначально — надо было брать вершины поочередно. Сначала богатеньких мальчиков попроще, потом бы и до Москвы добралась, а не наоборот.
Мою руку сжали так, что бокал с шампанским просто выпал на землю.
Веринский был в бешенстве и… возбужден.
Мне это понравилось.
Понравилось управлять ситуацией. Да, я знала, потом будет откат, но сейчас я чувствовала себя так, будто я не пила шампанское— оно было у меня заместо крови.
— И со сколькими ты здесь спала? — зарычал мужчина.
Ревность? Показалось. Веринский никогда не ревновал — а стоило его пассиям посмотреть на сторону, как они вылетали из его жизни быстрее, чем пробка от игристого. Я это прочувствовала лучше, чем кто либо.
