А стала. Стала зависима от того ужаса, что приносили мне ночные приходы моего названного отчима. И эта зависимость мешала мне жить до сих пор.
Я стеснялась пойти в полицию. И даже к психологу. И подругам не могла рассказать о таком — он вбил мне в голову, что я сама виновата, сама хочу этого, сама соблазняю. Я выбрала бегство и только несколько лет спустя, наконец, подняла голову, чтобы посмотреть на мир вокруг. И только став старше я поняла, что ничуть я не виновата, а если виновата — лишь фактом своего существования и своей молодостью.
Я ужасно боялась, что история снова повториться. Что меня снова будут заставлять, только потому, что я намекнула на что-то такое — одним своим видом или жестами…
Не знаю. Зачем-то же Горильский лезет ко мне?
Нет, я не планировала оставаться девственницей до скончания веков, но мне тяжело было представить Артема на месте моего… первого. Я бы вообще предпочла, чтобы меня не замечали и дали мне спокойно работать.
Вышла из туалета и внимательно посмотрела в зеркало.
Немного бледная и глаза какие-то больные, но в целом неплохо. Надо набрать воды и вернуться на свое место. И сделать вид, что все отлично.
Мне не хотелось, чтобы Михаил Андреевич или Нина что-то заметили. Для меня было важно их мнение. Их уверенность в моей компетентности.
Да и вообще…
Я вздохнула.
Почему-то ужасно хотелось понравиться Веринскому. Как сотрудница, конечно. О большем и не помышляла. Я отдавала себе отчет, что мы из слишком разных миров. Что я ему не ровня — ни по каким параметрам. Даже Артем Вениаминович и то был как-то… ближе, проще что ли. Пусть и обладал не меньшей властью и, уверена, большими деньгами. Но что-то было в нашем генеральном директоре, что ставило его на постамент, выше остальных.
Наверное, аристократизм и жестокость королей прошлого. От которых ждали великой милости и боялись получить «направление» на плаху.
Он был высокомерной скотиной, не щадящей чужих чувств или надежд, но был настолько уверен, что имеет на это право, что никто не мог тоже противиться этому ощущению.
А еще он был крайне привлекательной скотиной.
Я хмыкнула.
Говорить о Веринском как о скотине не стоило даже мысленно.
Думать о нем как о привлекательном мужчине тоже лучше было не начинать. И вообще думать.
Потому что его не получится с легкостью выбросить из головы. Слишком просто, видя его каждый день, запустить в работу завод по производству розовых очков. Ведь даже находясь лишь на орбите его существования, я не могла отделаться от мысли, что Михаила Андреевича стало как-то много в моей жизни и мыслях.
Я часто вспоминала его совершенно сумасшедший, какой-то странный взгляд, причину которому я так и не поняла — тот взгляд, о который я споткнулась, как о реальное препятствие, и испортила ковер.
Я ловила себя на том, что как завороженная могу разглядывать его длинные крепкие пальцы, которыми он перебирал бумаги, когда давал задание мне или Нине. Что принюхиваюсь к воздуху в кабинете, пытаясь распознать нотки того парфюма, которым он пользовался.
И смеялась над собой.
Не было ничего более пошлого чем влюбленная в своего красавчика-шефа секретарши.
Поэтому я не собиралась влюбляться.
Вернулась в приемную.
Нина и генеральный все еще стояли там. И Веринский проводил меня довольно странным взглядом.
А я поставила букет в вазу и снова села за компьютер.
— Он пристает к тебе? — чуть не проорал Дима в телефонную трубку.
— В том то и дело, что нет! — попыталась я объяснить и тут же ойкнула, поняв, как это прозвучало. — Я имею в виду, что в его действиях нет ничего такого — но они меня напрягают. Поэтому если мы разыграем такую сцену…
— Я не против, конечно, — друг согласился. — Я бы вообще пошел еще дальше — заявился к тебе в кабинет и…
— Нет-нет! В этом нет необходимости. Всего лишь встретимся на крыльце — Артем Вениаминович грозился подвезти меня сегодня, раз общее совещание отделов закончится очень поздно, но у меня мало того, что будет законный повод отказать, так я наконец смогу дать понять ему, что не одна. И это будет выглядеть очень правдиво.
Я говорила быстро и тихо, стоя в конце коридора, чтобы никто не услышал. Эта идея ко мне пришла внезапно, но я все больше уверялась, что она беспроигрышна.
— Хорошо, так и сделаем. Я после работы приеду и сяду в кафе неподалеку, а как поймешь, что освобождаешься — предупредишь меня.
Счастливо кивнула.
И как я раньше не придумала такую замечательную причину, по которой не могла принимать ничьи знаки внимания? Ведь живу же с мужчиной! И пусть мне не хотелось напрягать Диму лишний раз, но глупо не воспользоваться этими возможностями.
День прошел как обычно, только вечером, вместо того, чтобы судорожно допечатывать документы или бежать в химчистку, или в салон цветов, или еще куда — чтобы мой шеф чувствовал себя ухоженным и предусмотрительным — я готовила большой конференц-зал к совещанию.
Ну а потом старательно выполняла роль принеси-подай, с интересом прислушиваясь к разговорам.
Когда я думала, что смогу научиться здесь многому, я даже не предполагала, что настолько. В вузах этому не учили — у меня уже давно возникло ощущение, что преподают у нас теоретики экономики, тогда как практики предпочитают зарабатывать деньги.
И это ощущение крепло с каждой неделей в компании Веринского.
Мне всегда были интересно все, что связано с бизнесом, поэтому я с удовольствием впитывала нюансы, прикупила себе несколько книг по совету Нины, лезла во все доступные мне на внутреннем сервере документы и записывала, записывала — в специальном блокноте, у себя на подкорке, на клочках бумаги. Нет, меня не волновали никакие особенные тайны компании, больше — общие принципы.
А еще, как здесь велись дела.
Жестко, уверенным тараном, постоянным расширением, интуицией на грани озарения, невероятно точной аналитикой и прогнозами — и с полным пониманием, что они рискуют и все может накрыться в одночасье.
Агрессивное движение вперед, которое приносило свои плоды.
Как-то я прочитала среди всякой мотивационной бурды одну очень правильную вещь. Что победители проигрывали раз в сто больше, чем побежденные. Все просто. Чем больше ты пытаешься, пробуешь, тем чаще проигрываешь. Но и выигрываешь тоже.
Так и поступали в «Волне».
И за всей этой политикой компании стоял Веринский. Да, пусть он был непростым человеком, с которым никто не мог ужиться; пусть он был самовлюбленным эгоистом; параноиком и женоненавистником — несмотря на весь его живой интерес к
женским телам.
Но он был гениальным бизнесменом, и это не могло не восхищать.
