Я глотал эту отраву знаниями, как другие глотают лекарство. Но не для того, чтобы излечиться. Змей-искуситель протянул мне свой яркий плод — и я готов был быть изгнан из Рая.
Вот только я не думал, что и в Аду для меня тоже не найдется места.
* * *
— Насти больше не существует, — голос Егора был каким-то блеклым. Я бы даже сказал осторожным. Он никогда не работал сапером, но я вдруг заподозрил в нем не меньшие таланты.
— О чем вы?
Даже не смотрел на него. Не хотел видеть отвращение на его лице, хотя да, он имел на то право. И нет, никогда бы не показал. Я просто знал.
И говорил пока спокойно, потому что понимал — его слова не относятся к ее физическому отсутствию.
— Изначально мы пошли не по тому пути, когда раздобыли списки всех присутствовавших на сентябрьском приеме. Помните, я говорил вам, что там не было никого с ее именем и фамилией?
— И я сказал, что она, скорее всего, пришла в последний момент просто с кем-то.
— Да. Но это не так. Она была в списках — только зовут теперь ее по-другому. Я не сразу, но вспомнил про парня, с которым она тогда жила в Москве…
Стиснул зубы. Меня это не касается, я не затем…
— И? — голос все-таки дрогнул.
— Дмитрий Серенин. Весьма обеспеченный на данный момент бизнесмен. Женившийся… второй раз.
Я прищурился и посмотрел на начальника СБ. Тот и правда выглядел совершенно спокойно, но мне, почему-то казалось, что он был плохим вестником.
Самым дерьмовым из них.
— Продолжайте.
— Серенин появился в том городе спустя два месяца после… событий пятилетней давности. Не один, а с женой. Я не сразу понял, что девушка, которая фигурирует как Анна Серенина, работающая последний год финансовым аналитиком, и есть наша… Настя. Она сменила имя и фамилию и, похоже, сделала это еще раньше, когда вышла из здания. Нашего здания.
— Что за…
Я и правда был растерян. Мог понять — сквозь приступ нерациональной злости, но мог — что она была замужем. И развелась? Получается да. Но при чем тут смена имени? И как это возможно в один день?
Еще внимательнее посмотрел на мужчину, сидящего напротив меня.
— Говорите.
— Пять лет назад, двадцать седьмого апреля в больницу номер семьсот одиннадцать на скорой поступила неизвестная девушка в крайне тяжелом состоянии, — чем дальше Константинович говорил, тем более механическим и отрывистым делался его голос, — Острое септическое состояние, вызванное выкидышем на сроке шесть-восемь недель. Ей сделали операцию, удалили часть репродуктивных органов и почти неделю она провела без сознания. Никто не заявлял о… пропаже, но когда она пришла в себя, заявила, что зовут ее Аня и попросила телефон — позвонить мужу. Мне удалось найти врача, который тогда первым ее принял и оперировал и…
— Прочь.
Я и правда сказал это? И не задохнулся — хотя воздуха стало резко не хватать?
Может, мне стоило сказать другое? Что-то вроде «Достань блядь свое оружие, которое я знаю, ты всегда носишь в кобуре, и пристрели меня»?
Потому что та правда, которое горечью осело у меня на губах, заслуживала только такое отношение.
Я знал, что у СБ-шника все записано. Была у него такая привычка — записать собственный доклад, а потом повторить его слово в слово вслух.
Протянул руку и взял листы.
Дождался, когда он выйдет и принялся читать.
Потом открыл бутылку коньяка, опустошил почти половину, и снова вчитался в черные скачущие строчки. Снова и снова, пока не выучил наизусть каждое слово, за которыми стояла бесконечная боль. Теперь и моя боль.
«…Анастасия поступила в больницу в двенадцать часов сорок минут по скорой. Девушка была найдена на улице в бессознательном состоянии. Как считают врачи, на фоне сильнейшего стресса произошел выкидыш и развился сепсис. Была проведена экстренная операция. В течение шести дней состояние оставалось стабильно тяжелым, личность пациентки установить не удалось. Когда она пришла в сознание, назвалась Анной Серениной, сказала, что потеряла и паспорт, и полис, но при необходимости муж сможет оплатить все. С больницы ее забирал Серенин, мужем на тот момент не являвшийся. Анастасия написала заявление о смене паспорта, а спустя месяц состоялась свадьба, тогда же по словам соседей, которые стали случайными свидетелями, всех это крайне удивило, потому что молодые люди практически не общались. Молодожены освободили квартиру и уехали в родной город Дмитрия, где девушка уже как Анна Серенина проходила длительную реабилитацию и лечение в репродуктивном центре и у психотерапевта. Безрезультатно, поскольку ей был дважды подтвержден диагноз бесплодие. Неудачное ЭКО. Параллельно Серенин начал новый бизнес, в котором она помогала в качестве специалиста по финансам. Бизнес успешно развивается, Анна же ушла работать в другую компанию. Развод. Квартиру Дмитрий переписал на бывшую жену. По внешним признакам Дмитрий и Анна расстались друзьями, она присутствовала на его второй свадьбе. Девушка подала документы на усыновление ребенка. В данный момент она ожидает назначения даты суда по делу об усыновлении младенца женского пола, рожденного девятого августа…»
Я ведь не был идиотом, понимал, что значит каждая фраза.
Хотя нет, я был идиотом — но то, что умел анализировать информацию, у меня не отнять.
Я понимал, что тогда, пять лет назад, это был наш с ней ребенок. Получившийся случайно и сразу, но это вовсе не значит, что я мог не захотеть его спустя весь этот пласт времени. И не осознать, кого именно я потерял.
Понимал, что все, что у нее было с этим Дмитрием началось уже после того, как она очнулась в больнице. Одна. После операции.
Теперь понимал.
Понимал, чего она испугалась и почему поменяла имя. Что именно оставило ее бесплодной. И кто виноват во всем том, что свалилось на хрупкую молодую девочку, оказавшуюся тверже и крепче монолитной скалы.
Не Норильский, нет. Прежде всего, я сам.
Не поверил ей, оттолкнул, хотя это ведь я работал с ней, жил с ней фактически, спал, видел, насколько она честна, искренна, что не прилипает к ней вся эта грязь, что вокруг нас, несмотря на то, что происходило в ее в жизни.
Я собственными руками ударил ее в живот, в котором жил наш малыш или малышка. А потом еще и исполосовал ножом.
Я лично плюнул ей в лицо, когда она стояла на коленях, под улюлюканье толпы. А потом засунул в костер и молча смотрел, как она сгорает в муках.
И когда вдруг встретил невообразимо прекрасного феникса с лицом Насти, я лишь мерзким червяком сумел подползти к ее ногам и попытаться ужалить собственной отравой, не замечая ее сияния.
Я всегда думал, что я сильный. Но понял, что до отвращения слаб. Личинка, достойная только копаться в экскрементах.
