Но я ужасно нервничала на первом приеме. И на всех последующих. Не спала по ночам — мы дежурили с Томой по очереди, но это мало помогало. Продолжала каждое утро усилием воли приводить себя в порядок. «Держала лицо» — потому что знала, дай я хоть раз слабину, сорвусь в затяжную истерику.
И слушала, слушала, слушала.
Мы отменяли и исправляли диагноз за диагнозом, но проблем оставалось немало. И главные из них, из-за чего мы и приехали на диагностику, лечение и реабилитацию — это легкая форма ДЦП, которую нам обещали практически полностью убрать.
И растущая киста в головном мозгу.
Гадкая дрянь, которая давила изнутри и которую нужно было уничтожить.
Я выучила много новых слов. Часами просиживала в Интернете, пока Рада спала, разбираясь с терминами и методиками. Носила мою кроху на многочисленные обследования и процедуры. МРТ и оценка моторных навыков, план лечения от нейропедиатра, физиотерапевта, ортопеда и психолога. Физиотерапия, капельницы и краиниосакральная терапия. Испанцы одни из первых обратились к этой методике и применяли мануальные техники, направленные на работу с костями спины, чтобы восстановить правильное циркулирование спинномозговой жидкости. Рада на этих сеансах засыпала. Это была, пожалуй, единственная манипуляция, когда она спала, а не орала выматывающим криком, и я стояла рядом и осоловела улыбалась пожилому испанцу чьи пальцы порхали будто бабочки над маленьким тельцем.
Волшебник. Они все волшебники. Я верила.
— Девочке нужно сделать операцию.
Хирург смотрел на меня спокойно, а я кусала губы, чтобы не зарычать.
Да, я знала — уже понимала — что без этого никак. Новообразование надо убирать — лекарства не помогли. И также знала, что подобная операция всегда сопряжена с огромным риском.
Но альтернативы ей нет.
Я не собиралась возражать или отказываться. Я просто надеялась, что она не потребуется.
Врач это понимал и молчал, давал мне время не то чтобы прийти в себя от новости — в общем-то я знала, что так и будет.
Просто чтобы я собралась с духом и выдавила «да». Подписала все необходимые согласия. Зафиксировала в памяти день и час. Будто они сто раз не напомнят мне об этом.
И мельком подсчитала, сколько минут нам осталось до операции.
Четыре тысячи двести сорок.
Каждую из которых я намеревалась наслаждаться своей девочкой.
Ее процедурами. Присутствием рядом. Короткими прогулками по теплым, напитанным надеждой улицам. Редкими улыбками. Громким плачем. Удивлением, с которым она рассматривала свои пальчики.
Я даже позволила себе сидеть в кафе на открытых террасах с коляской, стоящей рядом. Как-будто все хорошо. Ничего не делала — просто пила кофе и смотрела на ярких прохожих. Подставляла лицо солнцу. Смотрела на спящую дочку. Иногда переписывалась с Володей, который даже готов был приехать. Смешной. И чужой — конечно я отказалась.
Я повторяла как мантру: «Ты больше не одна. Вместе мы справимся».
И даже не понимала, кому я это говорила — себе или ей.
Нас положили в больницу заранее. В отдельную палату, подключив миллион датчиков и взяв очередные анализы. Я отправила Тому на выходные — пусть мы и сблизились с ней, но я не была готова делиться своими страхами с кем бы то ни было.
Да и никто и не понял бы в полной мере.
И всю ночь лежала без сна, глядя на кроху. И молилась. Может впервые в жизни. Вот так. Не останавливаясь даже чтобы вдохнуть воздух.
Ведь впервые в жизни я просила не за себя.
Рада просыпается почти спокойная. И неуверенно улыбается, щурится, понимает, видимо, что мокрая и голодная, и громко выражает свое неудовольствие. Пусть. Это все нормально. Реакции здорового ребенка.
На мгновения — но здорового.
А потом снова куксится.
Ее подключают к капельницам. Крохотные канюли почти не повреждают ножку, и мы таскаемся по больнице, рассматривая всякую зелень и людей, потом она засыпает, а я продолжаю ее носить и за нами тянется капельница на колесиках.
Мне даже не надо смотреть на часы — мои внутренние отсчитывают минуты.
И точно вовремя нас находят.
Ведут сначала в палату, где мне надо положить малышку в кювез, а я все не решаюсь на это.
А потом в сторону операционной.
И я, взрослая, рассудительная и сдержанная женщина, которая давно разобралась в том, что сделают с моим ребенком, насколько это нужно, и которая искренне верит во врачей от Бога, что сейчас будут там, в операционной, вместе с ней — я вдруг срываюсь с места, и рискуя расшибить себе лоб, врезаюсь в закрывшиеся автоматически двери.
Сползаю на пол, до крови прикусывая губу, чтобы не заорать от иррационального ужаса.
И вздрагиваю всем телом, когда чувствую теплую руку на своем плече.
Михаил
… — Не знала, что ты педофил, Веринский. Или это просто жалость?
Тщательно прокрашенные губы Златы округлились, будто она пыталась сделать дак-фейс в камеру, а я поморщился. От всего — от ее запаха, прорисованного лица, манер. От всех этих фраз.
Сучка.
И как у меня на нее вставал когда-то?
Злата порхала между богатыми любовниками и в какой-то момент приземлилась на мне. Странно, что я не побрезговал. Удачно подловила, наверное — я уже и не помню. Помню только, что она задержалась в моей постели на пару месяцев, а потом я послал ее нахрен — стоило ей начать незаметные, как она думала, поползновения на мою свободу.
С той поры она почему-то решила, что мы чуть ли не друзья и вообще — настоящие бывшие. И что она может подходить ко мне на всяких тусовках и вставлять свои блядские замечания.
Я даже не обращал на них внимания.
Но не сегодня. Сегодня я здесь был вместе с Настей и от одной мысли что эти ублюдочные губы несут такую грязь в сторону моей спутницы я взбесился.
Настя и правда выглядела молодо. И слегка замученно. Не в пример разодетым красоткам в простой шелковой блузке и узкой юбке, волосы скручены, не накрашенная. Мы уже выбрались с работы, поздно, как всегда, и собирались ко мне домой — чтобы провести вместе всю субботу — как она напомнила, что я приглашен на этот прием. А мне надо было кое о чем поговорить с хозяином вечеринки.
Так что мы заехали буквально на полчаса. И пусть мне хотелось оставить ее в машине — нет, я не стеснялся, просто беспокоился, что она будет чувствовать себя неловко — пригласил ее пройти с собой.
И теперь бесился. Мне не нравились снисходительные взгляды шлюх и оценивающие — тех. кого они сопровождали.
Да еще и пришлось отойти ради важного разговора, оставить ее одну.
Я уже возвращался, как меня перехватила Злата и чуть ли не оттеснила к стене. Хорошо хоть Настя этого не видела — мне на фиг не сдалась ни ее неуверенность, ни ревность. В прежних пассиях они бесили, но мою девочку… Удивительно, но впервые хотелось просто оберегать от подобных чувств.
